Обвиняемый в создании террористического сообщества Дмитрий Пчелинцев в прениях по «пензенскому делу» рассказал, почему и как отказался от признательных показаний и в очередной раз усомнился в выводах следствия и экспертиз. Свое выступление на 54 листах он зачитывал более двух часов, суд дважды объявлял перерывы в заседании. Главные фрагменты речи Дмитрия Пчелинцева — в обзоре «7х7».
О признательных показаниях
Очень сложно, особенно находясь в СИЗО, вникнуть во всю эту противоречивую ахинею. Обвинение утверждает, что террористическое сообщество с условным названием [«Сеть»*] было создано «не позднее мая 2015 года». Это удобная формулировка. Важно не устанавливать истину, а посадить. Пусть даже невиновных.
Гособвинитель и следствие не анализировали данные, а подгоняли их под удобную им картину. Они игнорировали даже нестыковки в признательных показаниях. Эти показания давались в тот момент, когда следователь еще не до конца определился, как лучше все это повернуть.
Но почему к моим правдивым показаниям стоит отнестись критически, а к тем показаниям, где я оговариваю себя и свидетелей, стоит верить? Ответ, я думаю, очевиден: чтобы надругаться над правосудием. В этом деле слишком много вопросов, без ответа на которые текст обвинения не может претендовать даже на черновик рапорта об обнаружении признаков преступления.
Я не тешил себя иллюзиями, что объективная проверка-таки будет проведена, а виновных в моих истязаниях чекистов накажут. Именно поэтому я, находясь буквально в заложниках и испытывая неописуемый страх, запертый вдали от глаз и ежедневно ожидающий новых пыток, сделав нечеловеческое усилие, тождественное самоубийству, заявил о пытках и отказался продолжать себя оговаривать еще на этапе предварительного следствия, чтобы на суде мне не сказали: «Надо было заявлять раньше, сейчас уже следов не осталось».
Представитель гособвинения и суд спросили меня, почему я не делал замечаний в протоколах? Потому что решиться на это сложнее, чем на самоубийство. Если бы у меня была возможность делать замечания, то я просто изначально давал бы те показания, которые я давал в суде. Почему я не заявлял о недозволенных методах ведения следствия? Я заявил об этом 8 февраля 2018 года. И как это помогло? Меня просто снова пытали током.
Об экспертизах и ключевом свидетеле
Многие экспертизы, которые есть в материалах дела, основаны на предположениях. Но обвинительный приговор не может быть основан на предположениях. Я просил назначить новые, но суд отказал. Понятно, почему судмедэкспертизу не назначил следователь [УФСБ по Пензенской области Валерий] Токарев — она бы скомпрометировала его самого. Ясно, почему ее, несмотря на то что это было обязательно, не провел следователь [заместитель военно-следственного отдела Следственного комитета по Пензенскому гарнизону Артем Меркушев] — он тянул время, надеясь на то, что следы пройдут и доказательства будут утрачены.
Нет сомнений, что на это рассчитывает и сторона гособвинения. Для того чтобы суд отказал в проведении такой экспертизы, гособвинитель вызвал в суд специалиста, который не имеет отношения к электротравмам и специализируется на разрыве селезенки. Ясно, для чего все это названным лицам. Неясно только, для чего это суду. Ведь мы здесь должны устанавливать истину по делу, а не уничтожать доказательства, невыгодные стороне обвинения.
Показаниям [ключевого свидетеля обвинения Егора Зорина, который написал явку с повинной] нельзя доверять, поскольку он стремится оговорить подсудимых и выгородить сотрудников ФСБ. Он дискредитировал себя и продемонстрировал это суду, когда подтвердил, что целый абзац, написанный следователем Токаревым не раньше марта 2018 года, написал он сам.
Более того, установлено, что Зорин принимал тяжелые наркотики, в том числе метадон — синтетический аналог героина, курил спайс и нюхал амфетамин. А бывших наркоманов, как известно, не бывает. Все основания для оговора у него есть, поскольку он запуган двумя месяцами в СИЗО, находится под условным сроком и явно в договоре с ФСБ. Его не выгнали из института ни за терроризм, ни за наркотики и даже не лишили водительских прав за езду в состоянии наркотического опьянения, чего без коррупционных связей ФСБ достичь невозможно.
Вопросы к обвинению
Почему за пять лет якобы существования такого сообщества не было ни спланировано, ни подготовлено, ни тем более осуществлено ни одного преступления? Если из-за задержания — то почему мы с женой и друзьями планировали поехать в Индию вместо этого? Почему мы с подсудимыми вместо всего этого даже не общались в последние семь-девять месяцев перед моим задержанием, с кем-то — больше, а с кем-то — никогда?
Почему за эти годы, пока в отношении меня якобы велись оперативно-разыскные мероприятия, мощнейшая в мире спецслужба не добыла против меня совершенно никакого компромата, кроме этих злосчастных видеозаписей с игр, которые никто и не думал прятать? Незадолго до ареста я успешно прошел все проверки, которые курируются ФСБ.
Если я террорист, то зачем государство само «дает» мне оружие? Почему другие, делая все то же самое, что и я, просто отдыхали и не находятся на скамье подсудимых?
Что сделает недобросовестный следователь? Ради карьерного роста он возьмет отовсюду понемногу, проигнорирует то, что не соответствует его картине, добавит чего-нибудь от себя. А если он еще и самоуверен, то подскажет другим, какие показания дать, найдет понятых с юрфака, которые хотят прогулять занятия. Свидетелей, которые за обещание сохранить их личность в тайне и за телевизор в камеру [СИЗО] легко подтвердят, что человек, который никогда ни с кем не сидел, сидел с ними и рассказал, что поджег военкомат и что угодно еще.
Потому что следователю надо заполнить «дыры». Ведь вина, вместо того чтобы подтверждаться с каждым новым допросом все больше и больше, опровергается. Такой следователь, ощущая себя небожителем, найдет у них [подследственных] оружие из личных запасов его коллег. А у кого не найдет ничего, — найдет в телефоне адреса наркотиков, которых до задержания там не было. А поскольку обвиняемые сами придумали свое преступление, то каждый эпизод их придуманной деятельности останется в неустановленное время, в неустановленном месте и при неустановленных обстоятельствах.
О «почерке» ФСБ
Не обязательно быть задержанным [чтобы подвергаться пыткам]. Достаточно просто одного факта нахождения на допросе ФСБ, в худших традициях 30-х годов прошлого века.
Следователи ФСБ подчистили за собой [следы вмешательства в файлы]. Все, кроме одного. Файл «Положение» [«Свод „Сети“»*] представляет собой главы, некоторые из которых находятся в разработке. Под ними написано, о чем нужно написать [следователям]. И в одном случае, в главе про подготовку, написано не только что нужно дописать, но и кто это должен сделать. Там сказано:
«Морально-психологическая подготовка
Фрион
Поддержка политзаключенных
Память о павших
Просмотры снафа
К-н Власов… [совпадает с фамилией сотрудника УФСБ по Пензенской области]»
(выдержка из материалов уголовного дела «Сети»*, том 30).
Дмитрия Пчелинцева задержали по подозрению в участии в террористическом сообществе «Сеть»* 27 октября 2017 года. Он выходил из дома, чтобы встретить бабушку на вокзале.
Во время обыска у него изъяли зарегистрированное оружие — два охотничьих карабина и два травматических пистолета в автомобиле, а также изъяли две гранаты. По версии Пчелинцева, ему их подкинули — у машины не работала сигнализация. За все время он ни разу не признал вину в хранении гранат, его следов на гранатах не нашли.
До ареста Дмитрий Пчелинцев работал инструктором по стрельбе в тире. Служил в армии в учебном центре Пензенского артиллерийского инженерного института, где получил специальность. Увлекается кино, музыкой, йогой, медитацией, придерживается веганства.
В декабре во время свидания с женой Ангелиной Пчелинцев рассказал ей о пытках. Первое официальное заявление о пытках Пчелинцев написал 1 февраля 2018 года. После этого, со слов Пчелинцева, его снова пытали, и он отказался от своего заявления о пытках. Повторно и окончательно Пчелинцев отказался от признательных показаний в мае 2018 года. Впервые публично он рассказал о пытках в суде в январе 2019 года. В ноябре 2019 года — во время судебного следствия — Пчелинцев голодал 11 дней с другими фигурантами в знак протеста против отказов расследовать пытки.
Пчелинцев рассказал в суде, как следователь предлагал ему признать вину в обмен на более мягкое обвинение. Он отказался, и 10 сентября 2018 года Пчелинцеву предъявили обвинение в организации террористического сообщества (часть 1 статьи 205.4 УК) и незаконном хранении боеприпасов. Обвинение в попытке поджога военкомата гособвинитель попросил снять с Пчелинцева. 26 декабря обвинитель попросил приговорить Пчелинцева к 18 годам лишения свободы.
*«Сеть» — террористическая организация, запрещенная в России