Разворот российского дышла
Не в деньгах суть. Восстановление правовых принципов — вот что делает решение Гаагского суда историческим и прецедентным
Большие суммы впечатляют. Круглые суммы завораживают. Большая и круглая к тому же сумма, взысканная с России в Гааге, гипнотизирует. Первая реакция показательна — обсуждают в основном цифру. Теперь в сознании русского народа рядом навечно поселится Олимпиада в Сочи и Гаагский суд. Ущерб приблизительно одинаков, но в первом случае было хотя бы на что посмотреть по телевизору.
По сути, на примере одного, невероятно сложного, в каком-то смысле уникального судебного процесса Гаагский третейский суд еще раз подтвердил значимость либерального понимания права как высшей справедливости. Таким образом, он перешагнул через формалистское «нейтральное» отношение к праву, которое до сих пор преобладало в тех случаях, когда речь шла об оценке российской судебной и правоприменительной практики.
В определенном смысле слова решение по делу ЮКОСа — это разрыв сложившегося правового шаблона. В либеральной правовой доктрине само собой разумеющимся считается, что закон должен быть правовым. Для уха, не привыкшего к юридическим дискуссиям, это звучит как масло масляное. Но эта на первый взгляд корявая фраза имеет очень глубокое содержание.
Не все, что принято считать законом по сугубо формальным основаниям, на самом деле является законным. Если содержание закона не выводится из принципов свободы и справедливости, то такой закон не может считаться обязывающим и не подлежит исполнению даже в том случае, если формально он принят в установленном порядке теми субъектами, которым положено принимать законы.
Эта доктрина, воспринятая Россией отчасти еще на закате развитого социализма и вроде бы получившая в 90-е годы прошлого века самое широкое распространение, сегодня подвергается остракизму и практически вытеснена концепцией, согласно которой правовым является все то, что обладает формальными признаками закона.
Нет ничего нового, чего бы ни существовало ранее. Формалистский подход к праву процветал в эпоху Большого террора. На этом поприще, как известно, блистал Вышинский со своей концепцией формальных доказательств, которая была лишь частью общего господствовавшего правового мировоззрения. Любой, кто знаком с техниками допросов в ВЧК–ОГПУ–НКВД или с правоприменительными практиками чрезвычайных судов («троек»), скажет, что по части почитания буквы закона они дадут фору любому «басманному правосудию».
Вместе с началом в России конституционной контрреформы в ней началась и «доктринальная контрреформа». Формалистский подход к пониманию права стал исподволь навязываться правовой системе. Говорить о праве как выражении (воплощении) справедливости стало признаком дурного тона. В то же время если выдернуть из права этот стержень, то оно распадается на отдельные противоречащие друг другу фрагменты, с помощью которых можно обосновать все что угодно. При этом все будет сделано строго по закону.
Поразительно, но России в прошедшее десятилетие удавалось навязывать западному правосудию свой взгляд на право и на закон, когда в европейских судах заходила речь об оценке российских правовых реалий. Восторжествовала довольно узколобая позиция, которая сводилась к оценке формального соответствия или несоответствия действий сторон требованиям того или иного закона. Благодаря этому, в частности, все предшествующие решения судов по делу ЮКОСа (в том числе в ЕСПЧ) были половинчатыми, поскольку отказывались признать преследование Ходорковского политически мотивированным (что, кстати, любому неискушенному в юриспруденции наблюдателю, как бы он ни относился к Ходорковскому, кажется весьма очевидным).
До вчерашнего дня обвинения ЮКОСа в неуплате налогов, признанные во всем мире политически мотивированными исходя из простого здравого смысла, тем не менее оказывались той юридической «китайской стеной», которую европейское правосудие было не в состоянии преодолеть. Но судьи Гаагского арбитражного суда пошли дальше, они не ограничились формальной констатацией фактов, а рассмотрели их в общем правовом контексте и в результате пришли к прямо противоположным выводам. Они не сосредоточились только на основаниях для претензий, а задались вопросом: а какова была конечная цель гражданского (налогового) и уголовного преследования ЮКОСа, насколько она соответствовала целям правосудия? Была ли эта цель правовой?
Когда-то Пушкин сказал, что цель поэзии — поэзия. То же самое можно сказать и о праве: цель права — само право, то есть в конечном счете справедливость. Правоприменение не может помимо этой своей естественной цели иметь какие-то иные «побочные» цели, не связанные с восстановлением справедливости. Отклонение от этого правила парадоксальным образом делает применение закона незаконным.
Допустим, у государства есть основания для предъявления кому-то каких-либо, пускай налоговых, претензий (как в рамках гражданского, так и в рамках уголовного судопроизводства), но этого мало. Нужно еще, чтобы, предъявляя эти претензии, государство не преследовало каких-то иных, не связанных непосредственно с реализацией функций правосудия целей, например, не расправлялось таким образом с политическими противниками или не экспроприировало собственность у одних лиц в пользу других лиц. Важнейшим критерием отсутствия таких побочных целей является отсутствие избирательного правосудия, когда к разным лицам в одинаковых обстоятельствах предъявляются разные требования.
До сих пор это важнейшее юридическое обстоятельство европейскими судами не учитывалось в полной мере. В связи с этим решение, принятое в Гааге, важно не само по себе. Оно имеет огромное прецедентное значение. Изменился правовой ракурс, под которым теперь в Европе будут смотреть на российскую правовую практику и на Россию в целом. Это будет иметь для России последствия, намного более серьезные, чем предполагаемая потеря пятидесяти миллиардов долларов, о которых галдят газеты.
Я не уверен, что всеми участниками спора, как со стороны России, так и со стороны ЮКОСа, в полной мере осознаны грандиозные следствия этого юридического разворота над Атлантикой. Потенциально — это гораздо более быстрый путь к организации полной изоляции России, чем секторальные или иные санкции. Потому что теперь в любом конфликте, в любой тяжбе, которая случится с участием России, но за пределами России, вопросы законности будут рассматриваться не формально, а содержательно, контекстуально, с учетом правовой корректности преследовавшихся сторонами целей.
Впрочем, одно нестандартное решение может проложить дорогу череде других еще более нестандартных решений, которые позволят выигравшей стороне добраться и до денег. Что, например, если кто-то поставит в суде вопрос о том, насколько в реалиях современной России «Газпром», «Роснефть» и другие компании с доминирующим государственным участием являются действительно «независимыми» и «суверенными» юридическими лицами, а не представляют собой фактически подразделения того же правительства? Или кто-то захочет обратить взыскание не только на средства официального бюджета России, но и на средства его теневого бюджета, предположительно рассредоточенного за пределами России на счетах многочисленных номинальных держателей? Так что Гаагский суд открыл ящик Пандоры, из которого вылетели бесчисленные беды для российской правящей элиты, оставив на дне надежду на лучшее для акционеров ЮКОСа.
Étaler langue russe Pas dans l'argent essence. Recouvrement des principes juridiques - c'est ce qui rend la décision de la Cour de La Haye et le précédent historique D'importantes sommes sont impressionnantes. Sommes rondes fascinant. Grands et ronds à la même montant facturé par La Haye avec la Russie, envoûtante. La première réaction est indicative - discuter principalement chiffres. Maintenant, dans l'esprit du peuple russe à jamais aimer prochains Jeux olympiques à Sotchi et le tribunal de La Haye. Les dégâts sont sur le même, mais dans le premier cas avait au moins quelque chose à voir à la télévision. En fait, l'exemple d'une incroyablement compliqué à certains égards d'essai unique de La Haye Cour d'arbitrage a réitéré l'importance de la conception libérale de la loi que le juge suprême. Ainsi, il enjamba l'attitude formaliste "neutre" à droite, qui prévalait encore dans les cas où il est venu à l'évaluation de l'exécution judiciaire et la loi russe. En un sens, la décision sur l'affaire Ioukos - ce légal modèle fossé existant. Dans la doctrine juridique libéral accordé pense que la loi devrait être légal. Oreille, pas habitués au débat juridique, il semble que l'huile de beurre. Mais cette phrase apparemment maladroit a un contenu très profond. Tout ce qui est considéré comme la loi pour des raisons purement formelles, est en fait légitime. Si le contenu de la loi n'est pas dérivé des principes de la liberté et de la justice, alors un tel droit ne peut pas être considérée comme obligatoire et exécutoire même si elle a été officiellement adopté en la manière prescrite par les acteurs, qui sont censés faire des lois. Cette doctrine, la Russie perçu en partie encore au coucher du soleil développé le socialisme et apparemment reçu dans les années 90 du siècle dernier, la plus répandue aujourd'hui ostracisés et pratiquement supplanté la notion juridique qui est tout ce qui a des caractéristiques formelles du droit. Il n'ya rien de nouveau, quelle que soit existait avant. Approche formaliste de la loi prospéré au cours de la Grande Terreur. Dans ce domaine, comme il est connu, Vishinskiy brillé avec son concept de preuve formelle, ce n'était qu'une partie de la perspective juridique en vigueur. Quiconque est familier avec les techniques d'interrogatoire de la Tchéka-OGPU-NKVD ou d'application pratiques des tribunaux d'exception ("triples"), dit qu'une partie de la lettre de la loi, ils adorent donner chances à tout "justice Basmanny." Au début de la contre-constitutionnel en Russie, il a commencé et "contre-réforme doctrinale." Approche formaliste à la compréhension de la loi a commencé à être subtilement imposée système juridique. Parlez de la loi comme l'expression (incarnation) de la justice était un signe de mauvais goût. Dans le même temps, si vous tirez sur la tige de la droite, il se brise en fragments contradictoires distincts qui peuvent être utilisés pour justifier quoi que ce soit. Dans ce cas, tout sera fait dans le strict respect de la loi. Étonnamment, dans la dernière décennie, la Russie a réussi à imposer son point de vue de la justice occidentale vers la droite, et la loi, lorsque, dans les tribunaux européens ont commencé évaluation réalités juridiques russes parlant. Triomphé l'attitude très étroit d'esprit qui a été réduite à une évaluation formelle de la conformité ou la non-action par les parties ou que les exigences de la loi. Pour cette raison, en particulier, toutes les décisions précédentes des tribunaux dans l'affaire Ioukos (y compris la CEDH) étaient demi-teinte, refusé de reconnaître poursuites politiquement motivées de Khodorkovski (qui, soit dit en passant, personne inexpérimentée en observateur juridique, peu importe comment il a traité Khodorkovski semble très évident). Jusqu'à hier, la poursuite de Ioukos évasion fiscale, reconnu mondialement comme politiquement motivé basé sur le simple bon sens, néanmoins prouvé que la loi "muraille de Chine" que la justice européenne a été incapable de surmonter. Mais les juges de la Cour d'arbitrage de La Haye ont, ils ne se limitent pas à une déclaration officielle des faits, et considérés comme un cadre juridique général et à la suite venu à des conclusions opposées. Ils ne sont pas axées uniquement sur les motifs de la demande, et posent une question: quel était le but ultime de la société civile (impôt) et la poursuite de Ioukos, comment approprié pour les fins de la justice? Etait-ce un effet juridique? Pouchkine a dit que le but de la poésie - la poésie. La même chose peut être dit à propos de la loi: le but de la loi - la loi elle-même, qui est finalement la justice. Application de la loi ne peut pas en dehors de ce son but naturel d'avoir d'autres fins "secondaires" non liées à la restauration de la justice. S'écarter de cette règle, paradoxalement, rend l'application de la loi illégale. Supposons que le gouvernement a des motifs de dépôt d'une personne, prévenez impôt, revendications (comme en matière civile et en matière pénale), mais ce n'est pas suffisant. Doivent encore, la présentation de ces revendications, l'État n'a pas poursuivi une autre, ne sont pas directement liées à la mise en œuvre des fonctions de fins de la justice, tels que la répression des opposants politiques ou pas si bien exproprié chez certaines personnes en faveur des autres. Le critère le plus important pour l'absence de tels objectifs secondaires est le manque de justice sélective quand des personnes différentes dans les mêmes circonstances, des exigences différentes. Jusqu'à présent, ce grand circonstances juridiques, les tribunaux n'ont pas pleinement pris en compte. À cet égard, la décision prise à La Haye, il est important en soi. Il a une valeur de précédent énorme. Changé l'angle juridique, en vertu de laquelle l'Europe va maintenant examiner la pratique judiciaire russe et la Russie dans son ensemble. Cela aura des conséquences pour la Russie, beaucoup plus grave que la perte attendue de cinquante milliards de dollars, dont la raquette de journal. Je ne suis pas sûr que toutes les parties au différend, à la fois de la Russie et de Ioukos, pleinement conscients des conséquences juridiques de cette énorme tour sur l'Atlantique. Potentiellement - il est beaucoup plus rapide façon d'organiser la Russie d'isolement complet de sanctions sectorielles ou autres. Parce que maintenant, dans tout conflit, dans tout litige qui pourrait arriver avec la Russie, mais en dehors de la Russie, les questions de légalité ne seront pas considérés comme formel et matériel, contexte, en tenant compte de l'exactitude juridique de l'application du parti persécutés. Toutefois, une solution standard peut ouvrir la voie à une série d'encore plus atypique des solutions qui permettront à la partie gagnante et à obtenir de l'argent. Par exemple, si quelqu'un mis dans la cour de la question de savoir comment les réalités de la Russie moderne "Gazprom", "Rosneft" et d'autres entreprises avec une participation dominante de l'Etat sont vraiment «indépendant» et les entités «souverains», et ne représentent pas fait la même unité de gouvernement? Ou quelqu'un veut exclure non seulement les moyens du budget officiel de la Russie, mais aussi les moyens de son budget de l'ombre, sans doute dispersées en dehors de la Russie dans les comptes de nombreux détenteurs nominaux? Alors que le tribunal de La Haye a ouvert la boîte de Pandore de qui a volé d'innombrables problèmes pour l'élite dirigeante russe, laissant l'espoir d'un jour meilleur pour les actionnaires de Ioukos.
