Правозащитники, активисты и художница из регионов рассказывают Путину, что такое на самом деле гражданское общество в России

“Любой человек может себя считать представителем гражданского общества, если ему небезразлично, что происходит в стране”

Ольга Шнырова, кандидат исторических наук, специалистка по гендерной истории, директор Ивановского центра гендерных исследований (признан иностранным агентом). В регионе ИЦГИ — единственный иностранный агент.

— Гражданское общество — это все, что не государство. С этой точки зрения все самостоятельные виды активности и объединения граждан будут относиться к гражданскому обществу. Когда мы говорим о гражданском обществе, мы в первую очередь имеем в виду НКО. Но в общем и целом сюда будут относиться семья, бизнес, церковь, профсоюзы, независимые средства массовой информации, местное самоуправление. То есть к гражданскому обществу относится то, что существует независимо от государства.

Я думаю, что любой человек может себя считать представителем гражданского общества, если ему небезразлично то, что происходит в стране. Например, недавно было наводнение в Оренбургской области. В одном из поселков, по-моему, в Перовском, наиболее активные граждане объединились и построили дамбу, потому что поняли: от государства помощи уже не дождешься.

Это вариант гражданского общества, когда люди неожиданно для себя становятся его активной частью. Думаю, я тоже могу считать себя представителем гражданского общества, потому что мне тоже небезразлично, что происходит у нас в стране.

По-прежнему появляются новые инициативы. Появился, например, Совет матерей и жен [признан иностранным агентом, ликвидирован], объединяющий родственниц мобилизованных на СВО. Возникают инициативы в ответ на экологические проблемы и угрозы. У нас в области в прошлом году стали строить мусорный полигон в Шуйском районе. Местные жители стали устраивать пикеты, акции протеста, писать везде, где можно. И, в конце концов, добились того, что строительство этого полигона приостановили. В Иваново летом 2022 года появилась такая общественная инициатива как Библиотека имени Джорджа Оруэлла. Это частный проект одного из наших местных бизнесменов. У библиотеки есть и свой зал: там читатели слушают лекции, смотрят фильмы, организуют музыкальные и поэтические вечера и дискуссии.

Бизнес, разные объединения предпринимателей, профсоюзы, особенно независимые — это тоже часть гражданского общества. Независимые профсоюзы до сих пор отстаивают права работников в судах. Сейчас это сложнее, но есть и успешные кейсы.

У нас очень распространен православный активизм. К нему можно по-разному относиться, потому что они пропагандируют вещи, связанные с традиционными ценностями, но это тоже форма гражданского активизма. Есть, например, очень консервативные православные движения и организации типа “Сорок сороков”, которые в свое время активно выступали в поддержку закона о декриминализации домашнего насилия, но есть и организации, делающие много полезного для местных сообществ, где они работают. У нас в области есть православная организация “Колыбель”, она поддерживается нашей региональной епархией. Сейчас это единственный в регионе кризисный центр, который оказывает помощь женщинам в ситуации кризисного материнства.

[Идеальное гражданское общество] — это то общество, которому не мешают развиваться и которое может нормально взаимодействовать с государством. По большому счету, государству развитое гражданское общество выгодно. Оно может значительную часть своих функций переложить на это гражданское общество за значительно меньшие деньги. Чтобы общественные организации и инициативы развивались, нужно, чтобы к ним не относились с подозрением.

“Героизма можно требовать только от себя”

Татьяна Котляр, правозащитница, руководитель калужского отделения общественного движения “За права человека” (признано иностранным агентом). Помогала мигрантам, прописывая их в своей квартире в Обнинске. С 2014 года на Татьяну Котляр завели шесть уголовных дел.

— Гражданское общество я понимаю как общество, в котором существуют много разных сообществ людей в соответствии с их интересами. То есть это могут быть правозащитники, собаководы, клубы, ЛГБТ, кто угодно. И эти группы организуют жизнь внутри общества так, чтобы отстаивать свои интересы, представлять их в различных органах. Главное — люди объединяются в сообщества с целью взаимодействовать друг с другом, потому что им интересно отстаивать интересы, в том числе своих вот этих групп.

[Обычный человек становится членом гражданского общества], когда он осознает, что он не просто единичный человек, но входит в сообщество. И знает, как проявлять активность как член вот этих групп. Я не вижу различий между обычным человеком из какого-либо сообщества по интересам между “представителем гражданского общества”. Оно и состоит из вот этих самых групп по интересам.

Есть такое сокращение ГОНГО — негосударственная общественная организация, но созданная государством. Те общественные, якобы негосударственные организации, которые создаются по инициативе государства, не являются настоящими проявлениями активности граждан, а являются имитацией. Я думаю, то, что имеет в виду Путин, является, к сожалению, просто имитацией общественной активности граждан.

В конце 1980-х, в 1990-х годах и где-то, может быть, до середины 2000-х [был пик гражданского общества]. Было много правозащитных организаций, которые не создавал никто сверху. Они возникли во всех регионах, практически во всех городах, сами. Был даже указ президента Ельцина о том, что прокуратура обязана считаться с правозащитными организациями и взаимодействовать с ними. Люди не шли бить окна в мэрию, а шли за помощью в правозащитные организации. По-моему, государству от этого сплошная выгода. То есть это были те, кто брал на себя механизм обратной связи.

Раньше в Калужской области были десятки общественных организаций, а сейчас остались только ГОНГО, созданные по указке чиновников. К началу 2022 года все было задавлено. Наше движение “За права человека” было ликвидировано по решению суда. Многие группы в регионах вообще перестали существовать.

Должны прекратиться репрессии, [чтобы изменилось гражданское общество]. Мы не можем требовать от людей идти на героические поступки. Героизма можно требовать только от себя. Когда прекратят преследовать за общественную активность, тогда и будет снова развитие гражданского общества.

“Хочется изобретать другой язык для говорения о нашей политической реальности”

Мария Соловянчик, организаторка «Пространства Политика — Екатеринбург», участница левого подкаста “Это базис”. «Пространство Политика» — независимый горизонтальный проект о гражданской дискуссии в России. Проект работает в Москве, Петербурге, Казани, Екатеринбурге и Новосибирске. “Это базис” — проект левых активистов, запущенный в марте 2022 года.

— Для меня от “гражданского общества” отдает уроками обществознания, где нам рассказывали, что это определенный уровень самосознания граждан. Думаю, этого словосочетания недостаточно для описания всей палитры происходящего в нашей политизированной среде. Мне кажется более уместным слово “сообщество”.

Мы говорим о гражданском обществе в связи с инаугурацией Путина и с тем, что он активно присваивает себе повестку “гражданского общества”. Он использует эту формулировку в том направлении, которое ему нужно. Мне поэтому в том числе не хочется ассоциировать себя с этим словосочетанием. Хочется изобретать другой язык для говорения о нашей политической реальности.

Сообщество — группа людей с разными интересами, вокруг которых они объединились. Внутри сообществ у людей появляется агентность. Для меня очень важно, что, когда говоришь слово “сообщество”, стирается грань между политизированными и неполитизированными людьми. Сообщество может объединиться и вокруг рэп-музыки. Просто в какой-то момент оно может повернуться в какую-то политическую сторону, если интересы этого сообщества будут ущемлены.

Это напоминает горизонтальную структуру, но сообщество может ей и не являться. Мы привыкли к тому, что горизонтальность — это здорово, а иерархичность — плохо. Я, например, совершенно точно понимаю, что сообщества могут выбрать вертикальные структуры для того, чтобы наиболее эффективно мобилизоваться.

Сообществ, как и объединяющих их точек интересов, много [в Екатеринбурге]. Если мы заходим на поле политического, то я чувствую, что есть нехватка возможностей действовать. С другой стороны, я чувствую, что у сообществ есть возможности для мобилизации вокруг каких-то точечных и мелких — я это называю так — проектов. Например, у нас сейчас в Екатеринбурге есть сообщество, которое борется за защиту своего парка — 50 лет ВЛКСМ, так как его хотят застроить. Местные жители рассказывали, что ранее никогда не были активистами. Это обычные жители, которые не хотят, чтобы их парк застроили.

[Есть] проект “Карта деревьев Екатеринбурга”, который занимается тем, что мониторит количество деревьев в городе. Есть еще не екатеринбургский пример, но он очень тесно связан с Екатеринбургом — это Сысерть, соседний город. Там хотят построить мусорный полигон, куда будут свозить мусор из Екатеринбурга в том числе. Местные жители который месяц отстаивают свое место. В масштабах маленького города [население Сысерти составляет 20 тыс. человек] они смогли собраться, чтобы провести референдум против строительства мусорного полигона.

Люди в [идеальном сообществе] осознают, для чего они собрались, и готовы сверять друг с другом свои интересы, услышать другого человека и свои интересы с поправкой на другого человека немного менять.

“Мне кажется, у нас в Башкортостане есть потенциал еще больше”

Тансулпан Буракаева — этноактивистка из Башкортостана, снимает кино о своем народе, делает украшения с локальными элементами, а также создала нейросеть, которая генерирует стихи на башкирском языке и иллюстрации к ним.

— [Гражданское общество] — это то, что сейчас у нас [в Башкортостане] формируется. Оно должно было сформироваться еще раньше, но, к сожалению, появляется только как ответ на несправедливость. У нас активизировались разные слои общества и сообщества, появляются те, которые сейчас консолидируются вокруг экологической темы. После выборов 2011 года у нас тоже формировалось гражданское общество. Мы выходили на улицы, были общественные организации. Просто сейчас их стало больше.

Гражданское общество — это не просто разделенные малые сообщества, а такие сообщества, которые могут в каких-то обстоятельствах объединиться и вести общие дела. Мне кажется, важно создавать связи. Я сама активно в этом участвую.

Мы с активистами общаемся с 2020 года, когда в Башкортостане были протесты на Куштау [конфликт вокруг месторождения на шихане Куштау, по итогам которого гражданам удалось отстоять гору от разработки там месторождения]. Под Куштау собирались экологи и национальные активисты, феминистки и все, кто хотел как-то внести свой вклад в защиту горы. Мне очень нравится, как сейчас у нас консолидируется гражданское общество.

И я бы не сказала, что наше гражданское общество сейчас на своем пике. Мне кажется, у нас есть потенциал еще больше. Я бы хотела, как и по всей России, выборности. Наш регион был одним из первых, где выборность глав администраций исчезла. Я бы хотела, чтобы башкирский язык преподавался больше, потому что сейчас его катастрофически мало в школах. И чтобы у нас вернулось обучение на башкирском языке.

[Идеальное гражданское общество] контролирует власть. Хочется, чтобы люди могли свободно выражать свое мнение, свободно приветствовать или не приветствовать любые инициативы со стороны власти, чтобы был диалог с обществом, чтобы власть спрашивала у народа, чего мы хотим. Они все время забывают о том, что они — слуги народа.

“Государство видит в самоорганизации какую-то опасность”

Артем Файзулин — правозащитник из Перми, который после 24 февраля 2022 года стал помогать людям, выступающим против войны. За последние два года у юриста дважды проводили дома обыск.

— [Гражданское общество] — это конгломерат низовых добровольных инициатив граждан по самому широкому кругу общественных проблем, которые их волнуют. От вопросов защиты вымирающих видов животных до решения вопросов, связанных с политическими и конституционными правами граждан. Каждое из этих сообществ, организованных без участия государства, и образует гражданское общество.

Я занимаюсь правозащитной деятельностью. Это был и остается мой индивидуальный, добровольный, свободный выбор. А правозащита является, наверное, неким сегментом более широкого поля, которое мы понимаем под гражданским обществом.

Несмотря ни на что, [гражданское общество] есть. Оно находится в состоянии удушения, но главное — оно не собирается сдаваться. Государство давно, еще до начала специальной военной операции, относится крайне подозрительно к самоорганизации людей снизу. Оно видит в этом какую-то опасность. Власти решили оставить только то, что ими создано и ими же контролируемо.

Я вижу только отдельных людей [в Перми], которые продолжают чем-то заниматься, — хватит пальцев двух рук, чтобы их перечислить. Мы занимаемся тем, что считаем для себя важным. Как правозащитник, могу сказать, что точно больше сотни было ситуаций, когда люди выходили в одиночные пикеты. Эти люди, может, не воспринимают себя частью гражданского общества, пикетирование не является для них постоянной сферой деятельности. Но это некий шаг за [пределы] их зоны комфорта ради ценностей, которые для них являются важными. И это тоже граждане с большой буквы.

[Идеальное гражданское общество] — это ситуация, когда мирно сосуществуют огромное количество гражданских инициатив, состоящие из неравнодушных людей. Когда государство ограничено в возможности влияния на них, когда гражданские инициативы хотят и влияют на государственную политику, когда они настолько влиятельные, что могут отправить в отставку правительство.

“В Новгороде постоянно идет такая волна, которую подрезает государство”

Михаил Чимаров — активист “Мемориала” в Великом Новгороде, работал на выборах в Псковское областное собрание депутатов, гордуму Великого Новгорода в штабе “Яблока” и выборах президента в штабе Надеждина. 2 февраля 2024 года Чимарова признали иностранным агентом.

— [Гражданское общество] — это совокупность организаций, сообществ, групп людей, которые ставят себе целью добиваться каких-то результатов в общественном поле, политическом и бытовом. Это может быть как объединение двора, чтобы починили детскую площадку, так и совокупность действий нескольких организаций для того, чтобы приняли какой-нибудь закон, например, против домашнего насилия.

Я считаю себя частью гражданского общества. [В Великом Новгороде] организуются независимые структуры, они начинают заниматься всем подряд — от защиты деревьев в городе до разделения мусора; или так или иначе создаются какие-то партии. В Новгороде постоянно идет такая волна, которую подрезает государство. Рано или поздно происходит что-то, что заставляет людей уезжать из города.

Мои знакомые неожиданно начали вступать в региональное “Яблоко”, там формируются новые структуры, о которых я бы не мог подумать два года назад. В то же время неожиданно появляется партия “Рассвет” Екатерины Дунцовой.

Я надеюсь, что [в будущем] гражданское общество будет достаточно сильным, чтобы отстаивать своих членов и в то же время быть достаточно сильными для того, чтобы продвигать благоприятные изменения в городе и в регионе.

[Идеальное гражданское общество] способно защищать отдельных своих членов, быть независимым, в какой-то степени является альтернативой государству и СМИ.

“Многие люди пытаются себя сохранить в нынешних условиях, и это тоже протест”

Алиса Горшенина — художница из Нижнего Тагила, выходила в пикеты с антивоенными лозунгами, создала работу, в рамках которой вышила на сердце слово “боль” на 22 языках народов России. 

— [Гражданское общество] — общество людей, которым не все равно, которые не просто живут “дом-работа”, думают только о своей жизни, а которые иногда мыслят в рамках общества.

[Человек становится частью гражданского общества], когда его мысли выходят куда-то [за рамки] чего-то личного, хотя концентрироваться на личном и при этом быть частью гражданского общества тоже нормально. Когда мы с соседями боремся за то, чтобы перейти в хорошую управляющую компанию, каждый вроде бы думает за себя, потому что мы хотим улучшить свою жизнь, но при этом мы объединяемся.

Я пытаюсь участвовать в каких-то общественных делах. Я протестую, борюсь за справедливость, пишу жалобы на местный завод в моем городе, который отравляет нам воздух.

Когда, я думала, что уже ничего у нас [в Нижнем Тагиле] не может произойти, у нас появились Екатерина Дунцова и Борис Надеждин. В смысле, он и до этого был, но активизировались такие люди, которые смогли объединить вокруг себя большое количество людей. Я сейчас слежу за деятельностью Екатерины Дунцовой, которая делает партию “Рассвет”. Очень сильно вдохновляет то, что она делает.

Я [тоже] продолжаю делать свое дело, не иду на компромиссы с совестью, не предаю свои убеждения, не пытаюсь вступить сама с собой в какую-то сделку. Я пытаюсь быть собой, держать свои принципы и взгляды при себе. Может быть, это звучит странно, что я сейчас просто говорю о себе, своей жизни. Появляется вопрос: как это улучшает гражданское общество? Но это, на самом деле, мне кажется, укрепляет его. Потому что многие люди, как и я, пытаются себя сохранить в нынешних условиях, и это тоже протест.