«Государство нам сказало: "Вы биомасса, на которую плевать"». Как законопроект, запрещающий транспереход, изменит жизни трансгендерных людей

«Делайте хоть лоботомию, но выведите меня из этого состояния» 

 

«Женщины — самки. Ты — мужчина, ты воспринимаешь женщин как самок!» — после этих слов на сеансе гипноза трансгендерная женщина Ксения, еще не начавшая переход, поняла, что очередная попытка стать «нормальным мужиком» провалилась. Мужчиной себя она ощущать так и не стала, видеть в женщинах самок — тоже.

Перечисляя события из прошлого, Ксения озадаченно уточняет: «Вы не думайте, что врачи меня заставляли. Они, наоборот, намекали мне на переход. Но я постоянно говорила им: “Давайте еще что-нибудь попробуем”».

Ксения поняла, что она необычный ребенок, уже в детском садике — с мальчишками ей было неинтересно. Они открыто говорили ей: «Ты вообще не пацан, ты девчонка». Во время просмотра мультиков у Ксюши и в мыслях не было сравнивать себя с принцами — идеалом были Русалочка и другие принцессы. Девочки Ксюшу охотно принимали в свои игры, а однажды она даже подошла к подруге и призналась: «Я хочу быть как ты, хочу одеваться в платья».

Со временем Ксюша научилась держать в себе свои мысли и желания. В школе даже получилось адаптироваться в мальчишеской среде: она училась в физико-математическом классе — там девочек вообще не было.

Когда Ксюше было четырнадцать лет, родители ее друга уехали в командировку, квартира была свободна — и подростки устроили вечеринку, которая закончилась просмотром порно. Как и в мультиках, Ксюша отождествляла себя в женской роли.

— Тогда я поняла, что моя сексуальность кардинальным образом отличается от их. Я про это никому не стала говорить, но ясно было лишь одно — это проблема, и если я никак себя не изменю, у меня не будет нормальной жизни.

Так начались Ксюшины стремления сначала понять, что с ней происходит, а потом — попытаться стать «нормальным мужиком». На это у нее ушло еще 15 лет жизни — в 26 она уже не могла бороться с собой и обратилась к психотерапевту, а через два года — к психиатру. «Делайте что хотите, хоть лоботомию, но выведите меня из этого состояния», — так Ксения сказала врачам.

— Молодые люди сейчас — зумеры из Москвы и Питера — руководствуются квир-теорией, но до меня эта теория дошла в тот момент, когда я ее уже не могла воспринимать, — сказала Ксения. — Я руководствовалась хардкорной сексологией и воспринимала происходящее со мной как патологию. Я поверила в психоанализ, думала, может, я захотела стать девочкой, потому что мне не хватало материнской любви?

На столе у Ксении стоят две куклы — брюнетка Эвелин и блондинка Катя. Ксюша аккуратно берет их в руки и показывает — это подарки от мамы после состоявшегося каминг-аута, на который она решилась год назад. Сейчас ей 32 года, и она постепенно расширяет свой круг общения как Ксения. О переходе уже знают одноклассники, друзья детства и коллеги по аспирантуре. Все отреагировали на каминг-аут по-разному, но в основном хорошо — «люди все же добрые», говорит она. 

«Иногда люди делают детранзишн, потому что общество не принимает их как трансперсон»

 

В попытках объяснить усвоенную трансфобию Ксения замечает, что большое влияние на нее могла оказать гомофобная среда, в которой она выросла: «Я чувствовала, что это плохо. Я не подвергалась насилию, побоям, но атмосфера, что это все плохо — витала в воздухе. И я ни с кем не общалась на эту тему, была одна со своей проблемой, наверное, поэтому я и пошла по такому пути».

Ксения родилась и выросла в Барнауле — это полумиллионный сибирский город с несколькими университетами и архитектурными памятниками деревянного зодчества. В восемнадцатом столетии здесь, на реке Барнаулка, прошли первые испытания первой в мире паровой машины. Сейчас у города тоже появилась возможность в будущем войти в историю, но уже трансгендерной российской летописи — именно здесь появилась первая открытая трансженщина-политик Юлия Алешина.

Однако сегодня барнаульским трансгендерным людям, как и любым другим персонам из городов поменьше, делать переход сложно — не хватает сексологов, которые принимают ключевое решение о допустимости перехода. В России всего несколько столичных вузов, которые выпускают таких специалистов. В Барнауле на весь город был один сексолог, но после начала войны он уехал из России — и теперь трансгендерным людям из Барнаула, которые хотят успеть сделать переход до принятия нового законопроекта, нужно ехать в Новосибирск и искать специалиста там.

В 2018 году, по словам активистов, которые работают с ЛГБТ-сообществом, в России было зафиксировано рекордное количество заявок на транспереход. Сотрудники ресурсных центров связывают этот всплеск с новым изменением — тогда трансперсонам разрешили менять документы не через суд, что всегда было долгим и психологически болезненным процессом, а через ЗАГС.

Арсений Пастухов — представитель екатеринбургского Ресурсного центра для ЛГБТ — говорит, что после упрощения системы смены документов они заметили, что трансперсонам стало проще интегрироваться в общество. Люди смогли быстрее получать новые документы, а благодаря этому — официально устраиваться на работу и самостоятельно зарабатывать на жизнь.

Арсений добавляет, что его отношение к российской системе по переходу — спорное. Есть разные подходы, как должно регулироваться разрешение на переход, поэтому среди транссообщества консенсус найти сложно. Арсений не видит смысла во врачебных комиссиях — по крайней мере в том виде, в котором они есть сейчас. Он считает, что прежде всего должна быть доступная психологическая помощь — это поможет человеку лучше понять себя, а потом сделать выбор — нужен ему переход или нет. 

— С другой стороны, — сказал Арсений, — у нас есть такая вещь, как разделение физического и юридического перехода. Трансперсоны могут определять сами — хотят они физически меняться или только юридически. После комиссии люди получают право на гормональную терапию и операции и на смену документов.

Хочешь сначала поменять документы, а потом начать физические изменения — пожалуйста. Хочешь наоборот — не проблема. Это позволяет варьировать переход так, как тебе удобнее. Это есть не во всех даже европейских странах. Наша система была не худшая, поэтому от этого становится печально — с принятием нового закона это все будет потеряно.

Сотрудники ресурсных центров замечают: часто трансфобные активисты апеллируют к тому, что после перехода люди начинают жалеть о своем решении. Арсений подтверждает, что случаи детранзишна (обратного перехода) действительно случаются, но они единичные. В России нет актуальных исследований о том, есть ли взаимосвязь между лояльными системами к переходу и количеством детранзишнов. Однако это можно проследить на примере Норвегии, где трансгендерным людям не нужно посещать комиссии и проходить исследования. Там для перехода достаточно того, как человек себя сам определяет. С 2008 по 2021 год в Норвегии только пять человек совершили обратный переход.

Столкновение с сопротивляющейся средой, по мнению Арсения, иногда создает ложное ощущение необходимости перехода. Людей зацикливает, хочется доказать, что тебе это действительно нужно — так и получается, что чем лояльнее система перехода, тем меньше количество обратных переходов. Но это не единственная причина детранзишна — конечно, иногда человек может понять, что переход был просто ошибкой.

— Еще иногда люди делают детранзишн, потому что общество не принимает их как трансперсон, — добавил Арсений. — После перехода у них проходит гендерная дисфория, но ряд других проблем остается. Например, опять же, не получается найти работу, семья прекращает любое общение. Из-за этого возникает ощущение, что, если вернуться назад, — проблем будет меньше. Но, повторюсь, случаи детранзишна даже в России единичны.

Трансгендерный переход — это пожизненный процесс

 

Арсений дежурил на горячей линии в ресурсном центре. Ему пришло сообщение от трансженщины — она взяла нож и отрезала себе часть тела. У нее не было денег и возможности сделать операцию в клинике. Началось кровотечение, женщина не знала, что делать дальше, но звонить в скорую боялась. Это сделали сотрудники ресурсного центра. Женщину удалось спасти.

По словам Арсения, в самой ужасной ситуации сейчас находятся те люди, которые не успели сделать никаких изменений. Они остаются один на один с гендерной дисфорией.

Секспросветительница Саша Казанцева приводит статистику Национального центра трансгендерного равенства: рейд попыток суицидов или завершенных суицидов в средней популяции в США равен 4,6%, а у транссообщества — 40%. Чаще всего трансперсоны совершают суицид, потому что не могут сделать переход, например, по финансовым причинам или из-за давления в обществе. Арсений уверен, что количество суицидов после принятия закона может увеличиться в разы.

Трансгендерный переход — это такой процесс, где нельзя точно сказать, заканчивается ли он когда-либо, потому что у каждой персоны переход проходит по-разному. Трансперсоны чаще всего нуждаются в пожизненной гормональной терапии. Если они перестанут принимать лекарства, то постепенно физическое состояние будет меняться, что может привести к, опять же, гендерной дисфории и проблемам со здоровьем.

Сейчас неизвестно, смогут ли трансгендерные люди после принятия нового закона получать препараты. Арсений опасается, что запрет коснется и лекарств. Тогда часть людей начнет пользоваться подпольными веществами.

— Чуть проще обстоит ситуация для трансфеминных персон, потому что эстрогенные препараты [эстроген — женский половой гормон] не так жестко урегулированы и их можно купить по простому рецепту. В большей опасности находятся трансмужчины — на препараты с тестостероном [мужской половой гормон] не каждый врач может выписать рецепт — нужна специальная аккредитация для этого. На черном рынке встречаются подделки, кустарные препараты, применение которых может привести к самым разным последствиям, — сказал Арсений.

«Я для самой себя была самым большим трансфобом»

 

Вопросы к себе у сорокалетней транс-активистки Екатерины начались «где-то с пубертата», но сначала она думала, что у нее расстройство личности. Она «старалась держаться подальше от санитаров» и никому не рассказывала о своих переживаниях. В 25 лет Екатерина узнала о трансгендерности, и все карты сошлись. Восемь лет она потратила на то, чтобы признаться себе, что она трансженщина.

— Это не то чтобы радостное открытие, понимаете? От этого стало, честно скажу, жутковато. Были мысли, что делать с этим знанием теперь? Как дальше быть? У меня на тот момент были жена и ребенок, — рассказала она в разговоре с «7х7».

Юридический переход Екатерина, как и Ксения из Барнаула, оформлять не стали. У обеих разные на то причины. 

Ксения хочет защитить диссертацию и только после этого получить новый паспорт. О том, что к этому времени это, скорее всего, будет сделать невозможно, она старается не думать, а точнее — верить, что нынешняя ситуация скоро закончится.

— Это все дичь такая… Я много через что прошла, и я для самой себя была самым большим трансфобом. Когда люди говорят и что-то пишут — это для меня детский лепет, потому что я сама себя мучила еще сильнее. Я останусь жить и останусь верной себе. Не получится поменять паспорт? Тогда уеду из страны, — сказала Ксения. 

Екатерина не стала менять паспорт, потому что была в браке, но через некоторое время после перехода они с супругой развелись. Изменившись физически, Екатерина просто заменила в паспорте фотографию.

— Я самостоятельно сделала переход, а сейчас мне надо идти к каким-то людям, которых я не считаю экспертами в трансгендерности, тратить время на все эти комиссии, чтобы просто поменять паспорт? Я не считаю, что эти справки должны существовать. Я документы поменяю, когда будет свободная процедура по заявлению, — рассказала Екатерина.

Повестка может прийти, ну и насрать. Я приду в военкомат и устрою перформанс. И честно, я бы посмотрела на того, кто меня куда-нибудь отправит, прекрасно понимая, что там половина роты будет хотеть меня, простите, трахнуть, а другая — будет делать вид, что они блюют и в одном поле срать со мной не сядут. Одно мое присутствие в армии вызовет столько эмоций, что ни о каком командном духе и сплочении речи не будет.

«Мы все равно будем: в той же Чечне есть транслюди, хотя там за это убивают»

 

Впервые Ксения надела мамино платье в 17 лет. До этого она всячески подавляла это желание: «Я себе говорила: "Не смей надевать женскую одежду. Если наденешь ее раз, с этого все и начнется"». Но вот мама уехала на курорт, и Ксюша осталась дома одна. Она признается, что ощущение, когда она впервые надела платье, запомнила навсегда — ей было не просто приятно, она наконец-то почувствовала, что стала собой. 

Потом она делала это постоянно, когда дома никого не было: надевала женскую одежду, красилась, занималась домашними делами и думала: «Что я делаю, я же схожу с ума!». Переодевания в женскую одежду помогали снизить дисфорию, но это для транслюдей не спасение, потому что приходится выходить на улицу, и без гормональной терапии обычные вещи не помогут стать тем, кем ты хочешь.

— Мы будем маргинализироваться, — сказала Екатерина. — Государство нам сказало: вас не существует, вы биомасса, на которую нам плевать. Но мы все равно будем: в той же Чечне есть транслюди, хотя там за это убивают. Трансперсоны есть в любых странах при любых режимах.

Арсений признается, что сообщество тяжело переживает надвигающийся закон, но сейчас люди сосредоточены на практических моментах — кто-то хочет успеть завершить переход, кто-то думает, что делать дальше. Он уверен, когда закон примут, — возникнет большой запрос на психологическую помощь, которую в большей степени получат только те, кто уже смог принять свою трансгендерность. Чаще всего люди, которые находятся в состоянии отрицания, не обращаются в ресурсные центры за помощью, особенно когда речь идет о вещах, запрещенных на законодательном уровне.

Молодой человек вспоминает, как несколько лет назад он проходил тренинг по работе с трансперсонами. Обучение проводил транс-активист. После тренинга Арсений подошел к нему и спросил: «А если бы ты не сделал переход, чтобы с тобой было сейчас?» 

Он ответил: «Думаю, меня бы сейчас уже не было».