Отрывок из опубликованного недавно интервью со мной.
— Что вы думаете о тенденции переписывания истории, когда из истории какой-то страны в угоду каким-то политическим течениям изымаются какие-то страницы…
— Что такое «переписывание истории»? Тут нужно разобраться в терминах. Под словом «история» понимаются две разные вещи. История — это прежде всего наука со строгими правилами, методиками, доказательствами. Ее цель — выяснить правду о прошлом, узнать реальную картину. Но слово «история» понимается еще и как общий нарратив, объединяющий граждан страны. В этом смысле история выступает как некая совокупность представлений о прошлом, которая под собой имеет достаточно прямые и четкие цели. Потому что история страны — одна из основ самосознания нации. И история в этом отношении имеет цель нести какую-то объединяющую функцию, обосновывающую право на существование какого-то государства, объясняющую сложившийся порядок. И меняется как раз история в этом втором смысле.
С точки зрения истории как науки переписать историю невозможно. Про это еще академик РАН Андрей Зализняк хорошо сказал, что «истина существует, и целью науки является ее поиск», но история и многие другие гуманитарные науки устроены так, что невозможно установить абсолютную правду. У исследователей есть разные источники, разные оценки и разные аргументы. И когда мы что-то исследуем, то мы всегда имеем несколько разных гипотез. Мы все доводы как бы складываем на весы и та чаша, которая перевесит, будет гипотезой, самой близкой к правде. Но при этом она со временем может меняться. Когда появляются новые источники, новая информация, мы производим переоценку известных фактов, и другая версия становится ведущей. Но при этом у нас всегда остается вероятность хоть в доли процента, что то или иное событие могло происходить по-другому.
— То есть у ученого нет никакой политической задачи, а сугубо научный интерес?
— Тот же спор о варягах между норманистами и антинорманистам. Изначально обе эти позиции чисто политические. Одни буду доказывать, что славяне в те давние времена были настолько отсталыми, что не могли создать своего государства. Другие же будут полностью отрицать любое внешнее воздействие и вообще участие представителей других этносов в создании российского государства. Обе позиции полностью контрпродуктивны. Нам нужно установить истину, понять, кто здесь жил, чем занимался, кто и откуда приезжал, как они друг на друга влияли. Исследователи призваны заниматься именно этим.
Школьный же учебник истории часто является выразителем понятия истории не как науки, а как некоего связующего звена для общества. И если мы вспомним образовательные курсы в школах, то цель истории прежде всего воспитательная. Грубо говоря, с точки зрения государственно-образовательной системы предмет «История» — набор поучительных историй, поучительных рассказов о том, как нужно себя хорошо вести, привести список патриотов и предателей. Вопросы, которые ставит перед собой научное сообщество, там часто и не звучат.
В идеале курс истории должен рассказывать о том, как мы, используя источники, можем узнать о прошлом, потому что основа исторической науки — это критика источников.
Когда письменный документ попадает к историку, то он проводит его исследование, называемое критикой. Она делится на две части. Есть критика внешняя, когда мы смотрим материал, на котором написан текст, на использованные краски, чернила, изучаем особенности почерка. И наша задача установить подлинность этого документа: был ли он создан в ту эпоху, к которой он относится.
Так, «Велесова книга» является поздней подделкой. Это доказано, и нет смысла использовать эту книгу для исторических исследований. И есть «Слово о полку Игореве». Его внешнюю критику осуществить крайне сложно, потому что древний подлинник сгорел во время московского пожара 1812 года и есть только его публикация 1800 года, копии и выписки из погибшей рукописи. Историкам приходилось работать только с ними, что и вызвало такие сложности по установлению подлинности документа.
Вернемся к понятию «критика источников». Когда историки убеждаются, что перед ними, к примеру, фрагмент летописи XIV века, то они могут его использовать как источник. Тогда они переходят ко второму этапу — внутренней критике, когда надо понять, кто этот текст написал, когда и где, с какой целью, с какой позиции. Простой пример — перед нами описание некой битвы. Прежде всего нам нужно понять, кто ее описывал: военачальник, победивший в этой битве и пытавшийся приукрасить свои достижения, или же его соперник, который был им обижен и, описывая это сражение, будет преувеличивать ошибки своего соперника и что он, даже в выигранной битве, показал себя с худшей стороны.
Если это пишет участник, то, опять же, нужно понять, кем он был. Написал ли этот текст человек, который находится в передовом полку, который принял на себя самый серьезный удар. Он будет писать, что «все вокруг меня полегли в бою, и я один чудом остался жив. Страшная, жестокая битва». Или же автор все время находился в резерве. Он напишет, что «ничего не происходило. Мы целый день стояли, а под конец пошли вперед, и противник бежал. Очень легкая победа». Это будут две разные позиции, описывающие одну и ту же битву.
Если пишет не участник, то нужно понять, пишет ли он со слов очевидцев и участников, или это пересказы третьих-десятых лиц. Это и множество других деталей мы должны учесть, чтобы использовать этот исторический источник. В этом заключается критика источников. Это основа исторической науки.
А те, кто историю понимает как некий объединяющий фактор, такого критического отношения к документам очень не любят. Потому что такая критика источников может привести к нарушению единого стройного сюжета. И когда в стране меняются режимы, то меняется и этот единый сюжет.
Когда у власти монархия, то это одна позиция, когда приходят большевики, то они отрицают монархизм, и в стране полностью меняется концепция истории. Проходит время, формируется сталинское государство, и снова меняется подход к истории, учебники вновь переписываются. Умирает Сталин, к власти приходят реформаторы, и у них другое представление о ближайшем прошлом: если раньше, еще пять лет назад, все, что происходило, было правильно и прогрессивно, то теперь мы осознаем, что совершались преступления, которые, с одной стороны, надо бы осудить, а с другой — не особо-то о них рассказывать, чтобы не мутить народ. А потом власть снова меняется, и меняется отношение к прошлому.
В идеале на чистую науку это изменение режимов в стране никак влиять не должно. Но исследователи-историки живут не в вакууме, а в обществе, которое их идеи поддерживает или осуждает. Кроме того, они и сами по себе имеют определенные взгляды, влияющие на их выводы. Надо стремиться к тому, чтобы этого избежать, но это, конечно, крайне сложно. Ни один человек не может быть объективен до конца, даже если будет к этому стремиться. И именно для этого существует система научного диспута: научные статьи в рецензируемых журналах, конференции, споры в которых стороны высказывают свои аргументы. При таком организованном обсуждении появляется возможность эти субъективные факторы исключить и получить более объективное знание.
Самое главное, о чем я всегда говорил студентам, рассказывая об источниках: «Учитесь их критиковать. Этот навык работает на чем угодно, хоть на летописи XII века, хоть на берестяной грамоте, хоть на современных новостях, хоть на инструкциях к лекарству. Кто, когда, зачем, с какой целью это написал, и насколько обоснованна его позиция. И в большинстве случаев мы, разложив все по полочкам, можем установить если не истину, то по крайней мере приблизиться к ней».