Всё в больших объёмах наблюдая определённых людей, я уже несколько раз писал о том, что, будучи в конце 80-х – начале 90-х партийным функционером, я приобрёл своего рода фобию – нелюбовь к фанатикам. Настолько приобрёл, что даже сочинил для себя некое железное правило приличного политического поведения (чтобы, не дай бог, самому не уподобиться): «В политике для тебя нет и не может быть ничего абсолютно серьёзного, кроме последствий». В противном случае ты превратишься в этого самого фанатика. А фанатики – люди общественно опасные, хотя иногда и полезные - их ничем не сдерживаемая мания ненависти или любви высасывает из них всю прочую человеческую начинку, превращая человека в пустышку, в кокон с громыхающим в нём одним-единственным влечением, безразличным ко всему, что его не удовлетворяет. Фанатик – пустой человек с идеалами.

Одним словом, я фанатично не люблю фанатиков, но, когда они оказывались полезны для хорошего дела, сотрудничал и с ними. Кстати, в быту даже самого яркого, харизматичного и симпатичного фанатика можно идентифицировать не только по огню в глазах и экспансивной зацикленности на собственной мании, но и по отсутствию у него двух связанных качеств: чувства юмора и самоиронии. Они умудряются не только к своей «миссии», но и к себе самим относиться абсолютно серьезно. Они считают свои собственные идеи, переживания, фантазии АБСОЛЮТНО ДОСТОЙНЫМИ общественного признания (это как у графоманов). Все мы тянемся к общественному признанию, но не все мы считаем, что общество ОБЯЗАНО нас признавать, (вспоминаем религиозных фанатиков, фанатиков-националистов, фанатиков-анархистов, фанатиков-коммунистов, фанатиков-фашистов и целую плеяду современных «хороших фанатиков», появившихся на волнах массовых прогрессивных движений: зелёных фанатиков, фанатичек-феминисток, фанатиков-демократов («демшиза»), фанатиков-деколонизаторов и др.). В то время как большинство людей, тянущихся к общественному признанию, скорее пытаются ЗАСЛУЖИТЬ его, чем получить по некому абсолютному праву, привилегии. Не получив причитающегося общественного признания, фанатики уходят в секты, в культы, замыкаются в субкультурах с их абсолютным самопризнанием.

Фанатики с их пробивной, бестормозной мощью, конечно, нужны в политике, но в тщательно дозированных количествах, только в нужное время в нужном месте и ни в коем случае не на самом верху. На самом же верху могут быть не только благовоспитанные и благонамеренные мужчины и женщины, но и циники любого пола (циники особенно хороши для общественных интересов в благополучных обществах и в благополучные эпохи неблагополучных обществ), но появляться в политике циникам желательно не прямиком из народного чрева (да простится мне моя прямота), а хотя бы во втором-третьем поколении оттуда, чтобы с детства впитать в себя хотя бы зачатки высокой среднеклассной культуры публичной жизни и приличий ответственного перед незнакомыми людьми поведения. Циник без такой культуры в рефлексах и без больших целей в политике – это пройдоха. Но и пройдохи с их изворотливостью и творческим отношением к людским слабостям и порокам тоже очень полезны в политике. Вообще, это вечная проблема любого «политического отдела кадров»: самыми эффективными в политике, с точки зрения достижения тактического результата, являются именно фанатики и пройдохи. И ничего с этим не поделать. Что-то поделать в политике можно только с самим собой. Окружающих не исправить. Окружающих можно только использовать, приспосабливая к своим или к общественным нуждам те или иные их выдающиеся качества: от высоких до низменных. Вообще без выдающихся качеств, любых, в профессиональной политике делать нечего: ни на лидерских, ни на обслуживающих лидеров позициях. В любом обществе власть – привилегия, вход в неё очень узок, хоть при автократиях, хоть при демократиях. Но при демократиях вход во власть всё-таки несколько шире и рациональнее организован, главное, вход этот работает по публичным, гарантированным законом и всеми соблюдаемым правилам, где арбитрами выступают не только заинтересованные в послушной пастве вожди, но и безличный, погружённый в частную жизнь электорат, усиливающий, но не гарантирующий роль общественного интереса в выборе достойных для власти.

Любой новоявленный политический лидер, который источает флюиды воли и перспективы, обрастает фанатиками и пройдохами стремительно и необратимо, так, что постепенно становится зависимым от приносимой ими пользы. Но это не страшно, если у лидера достаточно харизмы, воли и ума, чтобы держать их в узде. Упрощая: фанатики и пройдохи просто не должны становиться фаворитами при людях большой власти. Не у всех власть имущих получается следовать этому золотому правилу. Но у талантливых политиков получается (в странах исторической демократии этому очень способствует и традиционная для них политическая культура сдержек и противовесов). По сути, умение держать в узде фанатиков и пройдох – это один из базовых тестов на истинное лидерство. У Алексея Навального, например, это получалось.

Фанатики, циники и пройдохи не исчерпывают перечень человеческих амплуа в политике, здесь они интересны лишь как пример негативных с общечеловеческой точки зрения психотипов, но при этом очень эффективных и востребованных в реальной политике, при наличии искусно сооружённых для них институциональных рамок.

Оригинал