Подошвы стучат по дощатым мосткам, переброшенным сквозь прибалтийские джунгли. Громче, шире раздается шум моря. Сильнее треплет ветер сосны. Двое крепких мужиков спешат впереди. Один, низкий, со свисающим животом, трусит на коротких кривоватых ногах в тонких выцветших шортах. С любопытством вертит круглой стриженой головой, что-то весело говорит в камеру телефона, — наверное хочет показать море семье. Другой — постройнее и молчаливей, черновато-седой, в синей футболке. По походке и говору узнаю дальнобойщиков с Украины. Их тягачи криво распластались при дороге, недалеко от Рижского Свободного порта.
Волны катят под углом, в них горящим маслом льется небесный огонь. Густо заходит солнце. Ветер свистит неуемно и властно, низко и колко гонит песок. Одежда хлопает как чужая, — бессильно. Мужики громко и радостно перекрикивают ветер. Они быстро заходят в море по колено, обливаются, выходят, потом снова бросаются в холодную воду, счастливо фыркают как тюлени. О натруженные ноги разбиваются волны. Грубые руки по-хозяйски полощут скудное белье из целлофанового пакета.
Солнце оседает ниже, рыжим желтком сливается в диск. Ветер не думает слабеть, гудит в соснах, машет скудным кустарником как веником. Грозно и неотступно трубит море. Вдали величаво возвышаются, дремлют корабли. Кутаюсь в капюшон — не спасает. Мужики притихли, стоят по пояс раздетые, сушатся. Ветер им ни по чем. Тянется по горизонту багровеющая полоска — отгорает закат.
Смеркается. Тонким и хрупким становится небо. Вода чернильно густеет. Сосны блекнут, топорщатся колтунами. А двое водителей одиноко стоят на пустом берегу под сыпучим ветром. Они смотрят вдаль и думают, должно быть, о далекой семье, горящих хатах, воюющих братьях, о тяжкой дорожной жизни. А может быть свободная стихия обнимает их, остужает заботы, уносит мысли прочь от суеты и горя.