Кто сказал, что в России не развита культура смолтоков, кажется, никогда не ездил на такси, не сидел в очередях в больнице и уж тем более не катался в поездах. Мне кажется, в России просто не принято разговаривать в проходных местах, но если уж ты оказался с кем-то в замкнутом помещении, люди воспринимают это как судьбоносное приглашение к диалогу. Такие разговоры можно игнорировать, благо для этого изобрели наушники, они нарушают принцип этого социального контакта: потому что обращаться напрямую не принято, нужно вбросить какую-то фразу или тяжелый вздох и, как внимательный рыбак, смотреть, кто клюнет, ответит или поднимет глаза. Но, мне кажется, такие разговоры — это редкая в наше время возможность погрузиться в чужие миры.
Судьба свела меня с женщиной в междугороднем автобусе: нам предстояло провести вместе несколько часов. Дама лет 60 в спортивном костюме, видно, что надетым специально для комфорта во время поездки, а не как универсальный наряд, с безупречными свежевыкрашенными в яичный блонд завитыми волосами первый час без особого интереса листала ленту «ВКонтакте», но, когда сеть исчезла, отложила телефон и сделала тот самый вздох. Потом еще один. Потом что-то проворчала. И пошла в атаку.
Не буду тратить ваше время на все перипетии диалога, началось все с вопроса, куда это и зачем мне понадобилось ехать посреди рабочей недели, но пиком дискуссии стал ее рассказ о бывшем муже, который живет в Украине, и как он «морочит голову» их общей дочери и внукам своими рассказами. Из всего эмоционального рассказа выяснила я примерно следующее: судя по всему, он переехал в Украину сразу после развала СССР, а развелись они за несколько лет до этого. Но с дочерью он общаться продолжил, регулярно забирал ее на лето и возил по многочисленным родственникам в разных теплых украинских краях. После начала СВО дочь предсказуемо интересовалась его благополучием, а он, судя по всему, рассказывал, что у него начались проблемы с давлением из-за стресса, его дети от второго брака уехали во Львов и ему сейчас очень больно и страшно.
Но в пересказе моей соседки каждый из последних фактов сопровождался словами «ноет» и «врет». Всем же известно, что нет там в Киеве никаких обстрелов, а сам он бандеровец, почему иначе в Украину поехал и теперь дочку развращает своими бандеровскими бреднями, а она дочку растила как нормального русского человека. Надо было запретить ей туда ездить, но очень уж удобно было на лето отдавать и работать спокойно. Дочка сама дурочка, отца слушает, не понимает, что он больной на голову, он же живет в спальном районе, а наши только военные объекты разбивают.
Некоторое время я терпела. Видите ли, ну совсем неудобно заводить скандал в автобусе посреди нигде с человеком, от которого никуда не денешься. Но потом я все-таки уточнила, а почему обязательно мерещится-то, ну, наверное, человек там лучше понимает, что происходит, чем вы здесь.
Так вот, оказывается, давно бы показали все, потому что вообще-то давно пора. Я спросила: но это же отец вашей дочери, неужели вы желаете ему смерти? Вы же когда-то вышли за него замуж, так почему? Она как-то погрустнела. Нет, конечно, говорит. Он так-то человек хороший, и развелись они потому, что это она к другому ушла, бедно жили. Вот бы закончилось это все поскорее, дочка переживает, вон у мужа на работе двум уже повестки дали, так те и уехали, нельзя так.
За час, может быть полтора, этого разговора, я с удивлением наблюдала течение этой болезни. Как пропагандистский жар то накатывает и распаляется, и вот он, галлюцинаторный бред, вот им всем так и надо, вот бандеровцы, и тут, как от холодной воды, от семейного, личного он отступает, и просыпается что-то нормальное и человеческое. Хорошая ведь женщина. К подруге ехала, нужно ухаживать после инсульта, а у нее никого, она одна, нужно помочь.