Сейчас не самое лучшее время смотреть кино про плохо мотивированный огнестрел. Его предостаточно и в реальности… ну вы поняли.
Но я все-таки рискнул. Ведь снял кино Александр Хант, чей полнометражный дебют «Как Витька Чеснок вез Лёху Штыря в дом инвалидов» был в номинации российского «оскаровского» комитета, много ли вы знаете подобных прецедентов?! Даже жалко, что в Лос-Анжелес не попал, на Западе бы говорили о явлении нового русского Тарантино со всеми составляющими плюс самобытной спецификой.
Кроме того, лично знаком с режиссером – вместе заседали в жюри короткого метра на первом Arctic Open (2017 год). Саша тогда был на волне своего первого успеха, очень востребованным: даже во время обеда звонили с деловыми предложениями, а он только и знал, что отказывался. В симпатиях к просмотренному мы редко совпадали. Мне он показался молодым, странным, на собственной волне, познавшим если не все, то многое… короче, почти гений. Подробности тех счастливых дней здесь.
Свою вторую полнометражную ленту Хант снимал долго, о процессе поиска и съемок я читал у него на странице в социальной сети (запрещенной в России) в течение нескольких лет. Тут и виртуальный кастинг, и пресловутый краудфандинг (с миру по нитке), все по-модному. Последний иностранный термин означает «без участия государства». Снимай что хочешь, лишь бы не противоречило УК РФ.
И промоушен соответствующий – киноверсия псковской трагедии 2016 года. Это когда влюбленная парочка школьников заперлась на даче отца-силовика и до последнего отстреливалась от его коллег. Чего хотели, против чего протестовали? Из того, что прочитал в интернете, сделал вывод: это была хроника широко объявленного самоубийства. С помпой и линейной трансляцией в соцсетях. «Умирать нужно молодыми и красиво», так, кажется, заявил миллионам своих поклонникам тот Ромео недовинченный. Да делай с собой что хочешь, со своими родителями тоже, но люди в погонах при чем?!
То есть с полным правом можно ожидать очередного хантовского разговора на тему «Отцы и эти». Не могу сказать, что в большом восторге от первого фильма, но там были небанальные сюжетные ходы. Папаша-урка, которого сын-маргинал тащит в дом призрения, на поверку оказывается не неудачником-нищебродом, а крутым и состоятельным мафиози с именем в преступном мире. И при этом не прислал сыну в детдом ни одного апельсина! Но именно в этот момент отпрыск начинает уважать и в чем-то понимать своего производителя. Как вам такая философия?
Зато была ирония, почти карикатура на мрачную российскую провинциальную действительность и ее преступный мир. Вот откуда выплыл Тарантино.
В «Межсезонье» тоже много сюжетных неожиданностей. Но над ними как-то не хочется задумываться. Саша и Даня, одноклассники, встречаются на подростковой вписке, где девушка принимает историческое для себя решение – лишиться девственности. Просто так, ибо время пришло. Причем юноша, как видно из дальнейшего развития, совсем не лидер класса, а скорее мямля и маменькин сынок. Любому инженеру человеческих душ (Хант, несомненно, из них) известно: для подобного акта девочки ищут кого-нибудь побрутальней.
Идиллию в заплеванном интерьере (кто бывал на вписках, тот поймет) нарушают родители Саши, которые устраивают дочери дома мама-не-горюй. Девочка им тоже спуска не дает… когда в семье Дани только вздохи и сюсюканье. Нас (зрителей) подводят к конфликту двух неустоявшихся личностей – девочка будет доминировать над парнем. Что и так было видно по позе несостоявшегося акта.
Детишки уходят в отрыв. От школы и прежде всего от родителей, «которые достали». Впрочем, почти любой, если не сам прошедший, то наблюдавший семьи, где отцы величина непостоянная, скажет: этим двоим еще повезло с родаками. Вполне себе стабильный среднероссийский класс. У Саши жесткий отчим из спецслужб… ну так без рукоприкладства. У Дани мама-размазня, но вполне успешная в профессии женщина. Да, они вряд ли друзья своим детям, с которыми делишься сокровенным, но это особый талант. И вообще, друзей по жизни будет много, а вот заботливых родителей…
Саша – бунтарка, такими, как правило, рождаются (определенный психотип, настроенный на разрушение). Даня хочет ей соответствовать. Кто в нашей стране символизирует молодежный бунт? Политик, чье имя не рекомендовано к упоминанию на территории Российской Федерации. Но именно о политике в фильме ни слова. Прямого слова. Проезд камеры по городу (операторская работа на уровне, тем более что за камерой супруга режиссера) выхватывает некие провокационные надписи в стиле маргинальных граффити, но не такие, что могут привести к судебному разбирательству. Слово «чурки» еще не повод для межнационального конфликта, тут вам не Америка
То есть о революции ни слова. Тогда против чего выступают два школьника?
«Если в целом, думаю, у меня есть какая-то склонность к саморазрушению», - говорит в интервью их ровесница, с чего, собственно, и начинается фильм. В трактовке Ханта это самое разрушение начинается с разрушения всего окружающего, праздника непослушания для великовозрастных, не поротых (пока) бутузов. Мелкое воровство на вещевом рынке, порча чужого имущества в торговых центрах (замаскированное под экопротест), хулиганство в ресторанах и пр. Добро бы так отрывались отпрыски олигархов, в детстве обожравшиеся лобстерами, или выпускники детдома, в этом был бы элемент социального конфликта. У этих, подчеркиваю, все среднее.
Ничего этого нет и близко. Дуэтный пикет с беззубыми лозунгами «Ты ничего не изменишь» и «Делай как все» ненаказуем даже в текущей момент повышенной политической ответственности. Сцена на ночном стадионе, где подростки в полный голос называют друг друга не самыми красивыми эпитетами – «сучара», «петушара», - вызывает скорее чувство брезгливости к героям, чем сочувствие. А если нет последнего, тогда о чем… вернее, зачем рассказанная история?
И главное, в их отношениях совсем не чувствуется химии, химии любви. Что практически дезавуирует сцену в ванной на заброшенном дачном участке, где эти двое закончили начатое на вписке. Ромео и Джульетты не получилось. Как, впрочем, и Бонни с Клайдом: попавшее им в руки волею случая оружие выглядит причудой сценаристов, не более того. Хотя и приводит к трагическому финалу.
Как раз финал приводит к полному недоумению. Родители, против которых, по идее, и был направлен стихийный протест, оказались вполне себе приличными людьми, готовыми собственными телами прикрыть своих беспутных отпрысков. Даже отчим-силовик чуть не в драку лезет со своими сослуживцами, хотя в сумке у ребят лежит для него увольнение по компрометирующим обстоятельствам, если не тюремный срок.
Если бы не трагические обстоятельства из реальной жизни (аналогию с псковской историей не скрывают и авторы «Межсезонья»), к увиденному прекрасно подошла бы фраза «Пар ушел в свисток». Да, безысходность на экране присутствует, провинциальная серость такая же, как в «Витьке Чесноке»… а вот конфликта не вышло.
Тем более непонятно, против чего в финальном кадре из леса вышла протестовать толпа молодых людей похожей наружности. Им бы к воротам колонии во Владимирской области подойти… все, молчу-молчу.
P. S. Самый "революционный" кадр фильма (по мнению автора этих строк) – аляписто-розовая надувная кукла, пляшущая под порывами ветра на фоне обшарпанного заводского здания с вывеской «Россия». И робкий голос за кадром: «Почему никто не танцует?» Метафора, на которую есть конкретный ответ: танцуют, но не все. Сначала нужно научиться танцевать…