Расскажу-ка я вам, судари мои, веселый рассказ из жизни молодого таможенника.
«Ровно в 17 часов 01 минуту 8 августа 1994 года я спустился на первый этаж, где в буфете купил бутылку пива „Белый медведь“, после чего поднялся на третий этаж в кабинет досмотрового отдела.
В 17 часов 05 минут я, взяв вещи и приобретенную ранее бутылку пива „Белый медведь“, спустился во двор N-ской таможни к служебному автобусу, где выпил вышеозначенную бутылку пива „Белый медведь“, сел в автобус и поехал домой.
В содеянном раскаиваюсь и обязуюсь импортное пиво „Белый медведь“ больше не пить. Кассовый чек в подтверждение приобретения пива в нерабочее время – прилагаю».
Вот именно так было написано в моей объяснительной. И не только в моей…
Как во всяком уважающем себя государственном учреждении была у нас в таможне своя служба собственной безопасности.
В то время, а было это в далеком уже 1994 году, служба собственной безопасности состояла у нас из одного человека, в чине майора, советника таможенной службы 3 ранга, по фамилии, как сейчас помню, Назаров.
Имя-отчество его уже не скажу, только фамилию помню, но звали-то его все не по имени, и не по отчеству, да и не по фамилии, а по прозвищу - Пушкин.
За кудрявость и беспокойство характера. Литературными талантами человек не блистал, да и с юмором у него было весьма и весьма туго. Звали его Пушкиным за глаза, конечно, но прозвище свое человече знал.
Считал этот дружище своей задачей поддерживать высокий моральный дух во вверенной его усердию таможне путем доносов начальству на всех и все, выискивания внутренних врагов, разоблачения и бичевания всяческих человеческих пороков в нашем молодом коллективе.
Причем работал товарищ без фантазии.
Сначала за оперативными дежурными следил, кто чем занимается. Одного поймал за тем, что тот, дежуря в выходной день, ноги в тазу с горячей водой грел на службе своей телефонной – кляузу наш Пушкин аж на шести листах накатал. И так и этак, дескать – нарушение формы одежды на дежурстве, потеря бдительности, утрата ориентиров в наше непростое время и все такое прочее.
Другого словил за обедом в неположенное время. Опять же кучу листов исписал и оргвыводы предложил.
Потом службу охраны стращал, дескать, строевой подготовкой не занимаются и стреляют из табельного оружия недостаточно метко.
В функциональные отделы Пушкин не совался только, ибо не понимал ничего ни в ГТД, ни в ТН ВЭД, ни в ЗТТ с ДКД, ни вообще в деле таможенном.
Их, замполитов, этому не учили. А досмотровый отдел – куда уж проще?
Ну и попали мы в свой черед под замес.
Обитали мы тогда на отшибе, в Коминтерне, на улице имени литературного героя Павла Корчагина, что как бы намекало на некий героизм и подвигало на подражание.
Соседство, надо сказать, было у нас грустное – склады и кладбище.
Один плюс, нас тогда баловали, возили на работу и обратно на служебном автобусе, даже на двух, по двум маршрутам. Из удобств был у нас буфет на первом этаже, где можно было и нам сигареты закупить, и посетителям, в ожидании скорейшей растаможки новой старой автомашины, чаю-кофе выпить, пивка хватануть, сникерсом закусив.
Очаг цивилизации, в общем.
Ну и как-то раз решили мы с дружком моим тогдашним Романчиком Морозовым пивка дернуть после окончания тяжелого рабочего дня. Взяли по паре бутыльков пива, спокойно его в тенечке приговорили и домой поехали.
Наутро - шум, гам, тарарарам.
Пушкин наш буянит, дознание со следствием ведет, в мыслях наши звезды себе на погоны примеряет.
Весь отдел к себе вызвал, чтобы, значит, допросы чинить по поводу пьянства на рабочем месте, разврата и падения воинской дисциплины в то время, когда мировая закулиса всячески гадит Родине.
Взгрустнулось.
В конце тоннеля всем ценителям пенного маячило лишение премии и неполное служебное.
Вот тут наш Анварыч, начальник отдела Пал Анварыч Бешляглый, себя проявил мужиком — в который раз.
Весь отдел в составе четырех человек под его диктовку, написал одинаковые объяснительные, к каждой был прилеплен степлером чек на одну бутылку пива. Затем все эти объяснительные были лично Анварычем унесены в кабинет Пушкину, и оттуда долго раздавалось что-то про мать особиста.
Похоже, что Пушкин жаловался на свое трудное детство. После чего все объяснительные были торжественно внесены назад, в досмотровый отдел, и преданы шредеру.
Смешно уже? Нет? Тогда еще один случай из суровых будней нашего особиста.
Начальник таможни нашей, генерал-майор Лазарев Михаил Альбертович, тогда СТС-1, советник таможенной службы I ранга, занимал в здании таможни своим кабинетом почти половину этажа.
Приемная, собственно, кабинет и комната отдыха. В приемной секретарь-референт в чине инспектора, в кабинете сам начальник, а в комнате отдыха – все для отдыха, но без излишеств нехороших.
И вот как-то, кода начальство уехало в Нижний, докладывать о боевых буднях и ратных подвигах, завалились мы с Ромкой Серегиным, свидетелем моим, в гости в приемную. Там у нас однокашница работала, вместе в юридической академии учились, Наташа Шишкина.
На кофе мы зашли, значит. А какой кофе без коньяка? Правильно – никакой.
Ну Наташа нам по паре ложек хозяйского нектара от «Белого аиста» в чашки капнула – сидим, кофе пьем, теорию государства и права обсуждаем, мыслями о роли государства в современном обществе делимся.
И тут грянул гром! Внезапно приоткрывается дверь и в приемную заглядывает голова Пушкина, вращается, закатывает глаза, томно принюхивается и исчезает.
Смеху не было. Кофе был быстро выпит и приемная очищена от нашего присутствия.
Буквально через пять минут господин Назаров явился снова, выгнал из приемной секретаря и опечатал входную дверь, ну и кабинета начальника же, предварительно закрыв все это на большой навесной замок.
Мы-то грешным делом думали, что унюхал наш Пушкин хозяйский коньяк, ан нет – за секреты государственные он опасался.
Мы уж думали, что опять придется небылицы сочинять какие, а вышло не так.
Надо сказать, что начальник у нас был жаворонок и на работу часто приезжал раньше всех остальных.
Сам я не видел, что именно произошло через день-другой, когда генерал наш вернулся из командировки и, приехав на работу, обнаружил на своих дверях амбарный замок, но рассказывали оперативные дежурные, что двери по приказу начальника были вскрыты болгаркой, выбитые криком стекла – поменяны, а великий кляузник Пушкин за свою заботу о секретах был нещадно крыт матом.
Вскоре с этой нервной работы особист наш ушел. Сам и своими ногами.
Сейчас, насколько я знаю, ведет нормальную жизнь отставного военного, в саду грядки поливает и внуков нянчит. Здоровья ему.
А веселье таможенное к 2000 году все закончилось.
То ли жизнь другая стала, то ли люди новые пришли, хмурые, но как-то скучно служить стали.
Без огонька, без задора. Разве так можно?