Депутат областной думы времен губернаторов Владислава Тихомирова и Владимира Тихонова, уполномоченный по правам человека при Михаиле Мене, первый заместитель губернатора, а потом подследственный при Павле Конькове, Андрей Юрьевич Кабанов сегодня — научный сотрудник Кинешемского художественно-исторического музея. За его спиной научная и политическая карьера, работа в бизнесе и в правительстве, несколько лет в колонии строгого режима. Часть местного бомонда его проклинает, кто-то жалеет, кто-то говорит о нем с уважением.
Было интересно наблюдать, как Кабанова меняют огонь, вода и медные трубы, не менее интересно посмотреть, поменяла ли его тюрьма. Мне показалось, Андрей если и изменился, то больше внешне.
— Власть сильно меняет человека?
— Наверное, меняет. Хотя все зависит от человека.
— Тебя сильно изменила?
— На этот вопрос ответить сложно: я не так долго пробыл во власти. Что такое власть в моем случае? Работа вице-губернатором один год и восемь месяцев. Сильно ли она меня изменила? Возможно и сильно. Но за пять лет уже многое забылось, я сейчас уже не могу воспринимать себя человеком, имеющим отношение к власти.
— А тюрьма сильно меняет человека?
— Здесь тоже все зависит от человека. Многих — очень сильно, многих — до неузнаваемости. Но в целом… Есть две классические оценки тюремного опыта. Одна принадлежит Александру Исаевичу Солженицыну, который считает, что именно тюрьма формирует характер, откидывает слабых, воспитывает сильных. Этого же взгляда придерживалась и наша землячка поэтесса Анна Баркова. Она считала, что чем строже тюрьма, тем сильнее формируется характер, личность становится более масштабной. А есть точка зрения Варлама Шаламова, который отсидел не меньше двух предыдущих, но считает, что это полностью отрицательный опыт.
— А ты как думаешь?
— У меня точка зрения Шаламова — тюрьма никого не исправляет. И после лет, проведенных там, самым отъявленным своим врагам тюрьмы бы не пожелал.
— Ты не единственный, кто из властного кресла переехал в ИК-5. Вячеслав Сверчков, Сергей Морозов, Алексей Крупин, Евгений Лазарев... Вы там были одной командой?
— Нет, этого не было.
— Почему?
— Очевидно, каждый был сам за себя, у каждого своя система ценностей, система интересов. Я больше скажу — мы очень мало общались между собой, в основном только здоровались, и то не всегда и не со всеми.
— Вернемся к году и восьми месяцам, которые ты провел в правительстве Павла Конькова. Ты был хорошим чиновником?
— Себя оценивать сложно, и мне, наверное, важнее оценка других. А здесь взгляды диаметрально противоположные. Есть люди, которые считают, что я справлялся со своей работой. Есть те, которые считают, что я делал только плохое. Я по-другому отвечу: спасибо вот этой истории, что мне не пришлось дольше задержаться на посту.
— То есть тебе стыдно?
— Мне не стыдно. Мне не очень нравится современная модель управления государством. И я рад, что последние пять лет не был причастен к тому, что здесь происходит.
— Что из сделанного на посту руководителя внутренней политики ты поставил бы себе в заслугу?
— Наверное, то, что обстановка в области была стабильной. Подобрали дееспособный состав муниципальных глав на 70 или 80%. Разработали концепцию реформирования муниципальных образований, которая почему-то оказалась новыми командами невостребованной. А она предполагала укрупнение муниципальных образований, уменьшение их количества, экономию бюджетных средств — полностью была продумана, полностью проработана. В заслугу ставлю то, что удалось сохранить все областные учреждения культуры, хотя сейчас с болью смотрю, что потихоньку эти позиции сдаются. Для нас было важно все сохранить. Далеко не каждая область может похвастаться четырьмя профессиональными театрами. Было очень сложно, не было денег, например, на постановки, но…
— Театры не вы построили.
— Построили музей палехского искусства, впервые за много лет. А вообще говорить о заслугах — это вопрос для политиков, а не чиновников. Депутаты и губернаторы должны рассуждать на эту тему. Владимир Ильич Тихонов говорил: «Я принял область с такими-то долгами, а когда заканчивал губернаторство, у меня на груди было двадцать восемь медалей». Это все мишура и никому неинтересно. Надо говорить о том, что не удалось сделать.
— А что не удалось?
— Вопрос с движением скоростного поезда «Ласточка» был полностью проработан еще при администрации Конькова…
— Это не внутренняя политика.
— На самом деле, не удалось многое, но что сейчас об этом говорить?
— Как бы ты сейчас сказал — что такое внутренняя политика Ивановской области?
— Сейчас об этом говорить не так-то просто, после изменений Конституции, изменения модели управления. Уже когда я работал, достаточно велика была проблема вертикали, проблема самостоятельности при принятии решений на уровне области, и уж тем более — района. Боюсь, что сейчас этот зазор еще меньше. Как вообще современные чиновники работают в этих условиях, о какой внутренней политике можно говорить? Мне кажется, нет уже такого явления, как внутренняя политика.
— До прихода в правительство ты всегда артикулировал приверженность либеральным взглядам.
— Безусловно.
— Но, став чиновником, на муниципальных выборах размазал оппозицию, в том числе по беспределу не дал выиграть «яблочнику» Даниле Бедяеву. Это была плата за пост замгубернатора?
— Нет, это не было платой за пост замгубернатора. Что касается Данила Бедяева, тут есть, наверное, личные моменты. «Яблоко» вполне могло бы пройти, здесь ты прав абсолютно. Вопрос в том, что Данила не совсем адекватно оценил свой политический вес и не совсем правильно выбрал тактику политического шантажа. Для либеральных партий это очень-очень неправильно.
Я и на сегодняшний день есть либерал, от этих взглядов не отказываюсь.
— Ты хотел бы опять вернуться во власть — как Сергей Жубаркин, например?
— Нет. По-честному, не хотел бы.
— В чем, на твой взгляд, главная ошибка губернатора Конькова?
— Из главных — три. Первая главная ошибка Павла Алексеевича, что он проводил политику преемственности после Михаила Александровича Меня. Я не могу сказать, что он был марионеткой, но роль Меня в принятии губернатором ключевых решений была достаточно большой.
— При этом сами Коньков и Мень это всегда отрицали.
— Увы, это было так.
Второе. Учитывая политические изменения в стране, Коньков не нашел никакой федеральной поддержки, ни с кем не задружился, не заручился чьим-то покровительством на федеральном уровне. Очевидно, он считал, что такой поддержкой для него является Михаил Александрович, но жизнь показала, что этого было крайне недостаточно.
Третье – он не смог наладить серьезных отношений с силовиками. Считал, что, если он с ними иногда встречается и пьет чай, этого достаточно. А этого недостаточно.
Вот три его главных политических ошибки. И, конечно, четвертая – не разобрался с внутренними противниками.
— Что значит «разобраться»? Счистить?
— Необязательно. Можно было договариваться, можно было счищать – путей-то много. Но нельзя было подвешивать ситуацию. Было очевидно, что схема, при которой есть губернатор Коньков и вице-губернатор Фомин, она не работает. Это стало понятно через несколько месяцев. Нужно было что-то решать — либо договариваться и как-то разделять полномочия, либо уничтожать, либо отправлять в отставку оппонента. Но надо было что-то делать. Беда Конькова не в том, что он действовал, а в том, что бездействовал.
— Кто самый сильный постсоветский губернатор Ивановской области?
— Для меня – Лаптев.
— В местном бомонде до сих пор ходит слух, что у Михаила Меня был выбор — оставить здесь Конькова или Фомина. И в какой-то момент жребий пал на Павла Алексеевича. Как думаешь, если бы выбор Михаила Александровича был в пользу Александра Германовича, местный бомонд подвергся бы такому же разгрому?
— Думаю, нет. Но думаю, что и Фомин бы повел себя совершенно по-другому мв очень быстрое время обрубил бы все мосты, которые связывали его с Менем. Думаю, было бы так.
— Какой главный урок ты вынес из хождения во власть?
— Туда не надо ходить.
— А из тюрьмы?
— Тот же самый.