Действительно, российское государство резко ужесточило условия деятельности любой оппозиции, и прессы в частности. Потому что оно не рассматривает прессу как самостоятельный субъект. Для российского государства все участники политической жизни: партии, кандидаты, общественники, СМИ – делятся на две части. На тех, кто получает деньги из бюджета и выполняет команду от них, и на тех, кто денег из бюджета не получает, и по мнению тех, кто привык, что все выполняют их приказы, получает деньги в другом месте».
То есть, с традиционной для российской власти точки зрения, независимых СМИ, равно как и политиков и даже общественных деятелей, просто не существует – кто не получает средства к существованию из отечественной казны, берет их в другом месте, а значит, по определению не лоялен Кремлю. Это типичная картина мира для сотрудника спецслужб, думать по-другому он не умеет, здесь нет никаких полутонов, нет свободы воли, а все люди – чьи-то пешки. И где-то на горизонте – “мировое правительство”, которым все и заканчивается.
И уже всерьез продолжает, что изложенная им картина – профессиональная деформация, которая стала в современной России государственной идеологией. А исходя из нее, реализуется концепция законодательства, когда все делится на так называемое «правильное», то есть – государственное и «неправильное» – другое. «А другое должно получать какое-то клеймо. Например, “другим” платят враги, а это те, кто находится “за бугром”, откуда и появляется термин “иностранных агентов”. Началось все с НКО, потом дошло до СМИ, а теперь уже и до физических лиц», – восстанавливает последовательность событий собеседник «Голоса Америки».
И резюмирует: «Поэтому вполне логично, что под выборы в Думу в этом году те немногие СМИ, которые действовали без прямых указаний и без финансовой зависимости от государства, становятся объектом давления. Мы видим, что это процесс имеет место быть, и, наверняка будут еще какие-то жертвы в дополнение к тем, что уже имеются.