Сейчас правозащитная организация “Человек и Закон”* занимается делом заключенного Максима Сидорова, который подал иск о компенсации морального вреда из-за круглосуточного видеонаблюдения за ним сотрудников колонии и потребовал соблюдать его право на частную жизнь.
Основная цель публикации этого текста - призыв к обсуждению. Вопрос такой:
Как вы думаете, должно ли у заключенного в колонии быть личное пространство? Если да, то в каком объеме? Сколько времени и в каких местах администрация должна ему позволить находиться без наблюдения?
Право на частную жизнь, в том числе в заключении, декларируется Конвенцией о правах человека (далее - Конвенция), а российский закон признает приоритет международных договоренностей над национальным законом (не буду здесь засорять текст номерами статей; кому интересно - они есть в материале на сайте “ЧиЗ”*).
Есть ли у заключенных право на частную жизнь?
Здесь мы сходимся во мнении. Для всех, кто опирается на Конвенцию и практику ЕСПЧ, ответ очевиден. Вопрос состоит в том, как его предоставить и в каком количестве.
Возражение ФСИН
Система исполнения наказаний, конечно, не отмахивается от европейских стандартов прав человека, как от бесполезной бумажки, но по факту своими действиями часто игнорирует ее. Несмотря на указанный в Конституции приоритет международного договора, на практике исполнители предпочитают в первую очередь руководствоваться статьями российских законов, которые поддерживают совершаемые ими действия. В суде по иску Сидорова ФСИН указывала на федеральный закон, позволяющий видеонаблюдение за подозреваемыми и обвиняемыми. Хотя Сидоров не тот, и не другой - он уже осужденный и отбывает срок в колонии, а не ждет суда в СИЗО.
Логика пенитенциарной системы в этом случае, на мой взгляд, в желании избежать более крупной ответственности по сравнению с более мелкой. Если иск Сидорова удовлетворят, он получит денежную компенсацию, и все. Если же сотрудники колонии начнут соблюдать его право на частную жизнь и в определенные моменты будут отключать камеры, может случиться что-то похуже.
Для примера - дело “Лаптев против России”, которое недавно завершилось в пользу заявителя - он получил компенсацию за смерть брата в изоляторе временного содержания. Ночью в изоляторе брат то ли покончил с собой, то ли был убит (так и не выяснено), когда все сотрудники были заняты чем-то другим и в течение нескольких часов камера Лаптева оставалась без наблюдения. В итоге двое из сотрудников были уволены по итогам внутреннего расследования.
И что делать?
При обсуждении дела Сидорова в “Человек и Закон”* мнения разделились, потому что вопрос не имеет простого решения. Как правозащитная организация, мы не можем игнорировать нарушение прав человека. В то же время напирание на тотальную выдачу всех прав без учета ситуации может привести к последствиям, о которых все пожалеют, и мы понимаем эту ответственность.
Наблюдение за заключенными в колонии, конечно, необходимо, чтобы избежать членовредительства, смерти заключенных, новых преступлений. С этим мы все согласились.
В то же время представьте, как вы будете себя чувствовать, если за вами будут наблюдать 24 часа в сутки? Когда вы идете в туалет, когда переодеваетесь и ложитесь спать. А еще людям свойственно иногда чесаться в разных местах, что-нибудь ковырять и т. д. Все это заключенный вынужден делать под видеозапись. К слову, при просмотре этих записей даже не предусмотрены гендерные различия. Нигде в законе не сказано, что мужчина не может смотреть запись с женщиной и наоборот.
Такое непрерывное наблюдение унижает достоинство заключенного и ведет к “расчеловечиванию”, в совокупности с другими ограничениями колонии, что приводит к сложностям в ресоциализации заключенного после выхода на свободу. А именно последующая ресоциализация является целью назначения наказания.
В результате обсуждения мы пришли к такой позиции:
В самом факте видеонаблюдения за осужденными ничего криминального нет. В том числе в целях безопасности их самих. Но:
1. Такое наблюдение должно быть оправданным и индивидуально определенным, если речь идет о наблюдении в местах проживания или постоянного пребывания (камеры СИЗО, например). То есть если есть достоверные данные или обоснованные подозрения в том, что осужденный или человек, заключенный под стражу, готовится совершить преступление или членовредительство, то наблюдение возможно. Также возможно и даже нужно видеонаблюдение в общественных местах колонии (прогулочные дворики, столовые и т. п.);
2. Наблюдение должно быть ограничено определенным периодом времени. Если основания для такого наблюдения отпали, то решение о его введении должно быть пересмотрено (см. дело “Ван дер Грааф против Нидерландов”).
Что думает общество?
На мой взгляд, в России по многим вопросам не хватает общественной дискуссии, и развивать ее тяжело. У большинства людей не хватает либо времени, либо интереса для того, чтобы всерьез заниматься какими-то проблемами, кроме собственной жизни. Это приводит к иллюзии того, что в решении любой проблемы заинтересована очень маленькая кучка людей, даже если в теории дело представляет явный общественный интерес. За сохранение какого-нибудь парка или сквера выступают 10–20 человек, и правительство думает, что парк нужен только им. За право на свободу собраний выступают еще меньше, и власти решают, что, значит, всем остальным достаточно собираться только на масленицу и день города.
Применительно к делу по частной жизни в колонии: такими вопросами занимаются, как правило, только правозащитники и члены Общественных наблюдательных комиссий (ОНК).
Ситуация осложнена негативным отношением общества к заключенным. С одной стороны, все вроде бы понимают, что не каждый заключенный осужден справедливо, а из тех, кто справедливо, далеко не каждый - по тяжелым статьям. Кто-то оступился, оказался не в то время не в том месте и т. д. Но теоретическое понимание не приводит к улучшению отношения общества к заключенным. Не буду давать ссылку на какое-то конкретное исследование. Если ввести в строке «Яндекса» “исследование отношения общества к заключенным”, несколько ссылок приведут к результатам опросов (не слишком масштабных), согласно которым большая часть общества настроена к ним негативно. Да и на бытовом уровне, когда в компании речь заходит о тюрьмах, чаще всего звучит вопрос “А за что этот человек сидит?”.
С точки зрения развития общества соблюдение прав заключенного не должно быть никаким образом связано с тяжестью его преступления. Однако довольно большая часть граждан не рассуждает в категориях прав человека, скорее в категориях “око за око”. Исходя из такой установки, человек будет по-разному воспринимать пытки в отношении мелкого воришки и в отношении убийцы, а пытки в отношении, например, педофила и вовсе может счесть уместными.
“Человек и Закон”* сейчас проводит ряд программ по теме прав человека в местах несвободы. Прошел семинар по правам людей с инвалидностью в заключении, запланировано исследования соблюдения прав человека в заключении по 18 регионам, в процессе дело пермского заключенного Зубарева, который три года не может получить необходимое лечение.
Развертывание общественной дискуссии на эту тему, на мой взгляд, давно назрело и необходимо по вышеуказанным причинам.
Правозащитники добиваются соблюдения прав человека в колониях не из-за личной симпатии к заключенным, а потому что через этот механизм происходит развитие общества.
Издатель скандального порножурнала Hustler Ларри Флинт говорил: “Если закон защитит такой мешок с дерьмом, как я, то он защитит и вас”. В этой фразе полностью раскрыта потребность общества защищать права каждого человека, даже если в личном плане он нам очень неприятен (что, кстати, бывает и с отношением правозащитников к своим клиентам, никто не святой).
Теперь напомню вопрос, который я поместил в начало текста, чтобы те, кто его не прочитал, тоже могли высказаться.
Как вы думаете, должно ли у заключенного в колонии быть личное пространство? Если да, то в каком объеме? Сколько времени и в каких местах администрация должна ему позволить находиться без наблюдения?
*Межрегиональная общественная правозащитная организация «Человек и Закон» решением Министерства юстиции РФ 30.12.2014 года внесена в реестр некоммерческих организаций согласно п. 6 ст. 2 Федерального закона от 12.01.1996 года №7-ФЗ «О некоммерческих организациях», «выполняющих функции иностранного агента»