1. О взаимодействии наблюдателей с государством
«Голос» выпустил предварительное заявление по ЕДГ-2020. Оно звучит несколько алармистски, и я понимаю почему: перед выборами государство устроило в нескольких регионах зачистку кандидатов и наблюдателей, а во время выборов опять проявило себя во всей красе в Татарстане, Краснодарском крае, Ямало-Ненецком АО. Я неспроста говорю «государство», ибо случившиеся инциденты возможны только при единодушии всех государственных органов – избиркомов, полиции, прокуроров и судов.
Запреты фото- и видеосъемки, мордобой и изгнание наблюдателей – не новость для российских выборов. Все это, я помню, было и в 2007–2015 годах. Но за период 2016–2018 это немного подзабылось. На некоторое время (после начала работы Э. А. Памфиловой в ЦИК РФ) комиссии приутихли. Но в последнее время мы начали возвращаться к старому стилю взаимодействия комиссий с наблюдателями. Элла Александровна тоже вернулась к обычной риторике руководства электорального ведомства, которую мы знаем со времен чуровского ЦИК. Глядя на ЦИК, подтягиваются и нижестоящие комиссии. Наблюдателей ждут непростые времена. Впрочем, отношение к наблюдателям – частный случай общей тенденции, поскольку Россия уже практически выпала из правового поля.
Но Россия очень большая и разная. Регионы отличаются не только расстоянием от Москвы, но и индивидуальными качествами руководителей. В некоторых регионах желание исполнительной власти тупо фальсифицировать выборы сдерживается застенчивостью, а возможно, и честностью руководителей регионального избирательного ведомства. Иногда эти качества распространяются и на нижний уровень комиссий, хотя, конечно, их связь с местной администрацией намного сильнее, чем с региональными комиссиями.
По большому счету избирательная власть не может повлиять на главные составляющие выборов. Она не может обеспечить конкурентность, представительство политического спектра на выборах, не может воспрепятствовать использованию главных административных ресурсов – правоохранительных, судебных, информационных, финансовых. Но она может продемонстрировать свое отношение к наблюдательскому движению или к прямым фальсификациям.
Между председателями избирательных комиссий большая разница. Не в характерах, а в отношениях с местными гражданскими активистами. Конечно, она частично объясняется и характером местных активистов, но сам этот факт говорит о многом. К тому же это отношение значительно меняется в зависимости от того, собирается ли комиссия фальсифицировать текущие выборы (у меня есть несколько личных примеров этому). Например, на губернаторских выборах 2018 года во Владимирской области я сразу встретился с недоброжелательным отношением председателя ТИК. Позже я убедился, что здесь действительно намеревались фальсифицировать выборы. Все местные органы были заточены на это.
Уровень взаимодействия избиркомов и гражданского общества в определенной степени сказывается и на результатах выборов. Нынешний мой выезд в Костромскую область подтверждает это. В Костроме местные выборы (в отличие от губернаторских) прошли совсем неплохо в части взаимодействия избиркомов и гражданского общества. Не было замечено прямых фальсификаций, а итоги голосования свидетельствуют о том, что выборы были похожи на настоящие. В Татарстане и Краснодарском крае картина другая как по взаимоотношениям наблюдателей с избиркомами, так и по результатам выборов.
2. Костромская область на фоне России
В Кострому я приехал со статусом члена областной комиссии с правом совещательного голоса и встретил необычное отношение со стороны председателя областной комиссии Михаила Владимировича Барабанова. Это то отношение, которое должно быть, но которого нет в подавляющем большинстве наших комиссий. Даже уж и не знаю, чем это кончится для Михаила Владимировича…
Конечно, необычное отношение – это не напускная доброжелательность. Это оперативный отклик на просьбы и инициативы. По первой просьбе я получил и списки участковых комиссий, и сведения о числе досрочно проголосовавших и «мобильных» избирателях (заметьте, все это есть в комиссиях!). В первый же день мы с Барабановым объехали избирательные комиссии – те, которые назвал я. На второй день я получил разъяснение по дисбалансу «мобильщиков», которых в Костромской области было намного меньше, чем в других регионах. На третий день, после того как я получил сведения о том, что некоторые технологи сомневаются в невозможности вскрыть сейф-пакеты без повреждения, Барабанов сразу же согласился провести открытый эксперимент с приглашением всех желающих.
Это та самая открытость, которая снимает напряженность. Это та самая открытость, которой НЕТ у подавляющего большинства наших организаторов выборов и КОТОРАЯ ЯВЛЯЕТСЯ ПРИЧИНОЙ НАПРЯЖЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ МЕЖДУ НАБЛЮДАТЕЛЯМИ И ИЗБИРКОМАМИ.
Михаил Владимирович посетил со мной и самую большую территориальную комиссию, благодаря чему и там отношение к моим просьбам стало было необычным.
Были ли в Костроме нарушения? Еще какое! Явно повлиявшее на волеизъявление избирателей. И по этому поводу я подал жалобу в областную комиссию. Жалоба была оперативно рассмотрена. Но нарушение и решение комиссии было такое, которое отражало лишь бессилие избирательных комиссий перед административным ресурсом.
Дело в том, что на избирательных участках Костромы присутствовали так называемые пункты сбора опросных листов «Народный бюджет». Избирателям предлагалось заполнить опросный лист с вопросом о том, как распределить дополнительно выделенные Костромской области из федерального бюджета 300 млн руб. Опрос был организован мэрией Костромы. Куда потом уходили опросные листы — неизвестно, но было замечено, что некоторые избиратели приходили на участок уже с опросным листом, к которому был подколот агитационный материал «Единой России» и ее кандидатов (эти материалы, конечно, были приобщены к моей жалобе). На вопрос о том, где они брали опросные листы, некоторые откровенно отвечали, что их давали на работе.
Эх, невдомек нашим избиркомам, что совмещение избирательных штабов «Единой России» с администрациями не менее сильно подрывают институт российских выборов, чем прямые фальсификации при подсчете голосов.
Сам по себе день голосования сюрпризов не принес. Судя по всему, все было подсчитано достаточно честно. Расхождений между копиями протоколов и данными ГАС «Выборы» В ЧАСТИ, КАСАЮЩЕЙСЯ НАБРАННЫХ КАНДИДАТАМИ ГОЛОСОВ, НЕ ОБНАРУЖЕНО. На том округе, на котором я присутствовал, и в орган местного самоуправления, и в областную Думу победил кандидат, не поддержанный администрацией.
3. В отдельно взятой УИК
На подсчете я побывал в «сложной» участковой комиссии. Большая часть избирателей этой комиссии – постояльцы интерната для престарелых и инвалидов. Как вы догадываетесь, они составили бОльшую часть голосующих (например, на выборах губернатора они составили 68%, а на выборах в одномандатном округе областной думы – 74%). Те, кто зарегистрирован в интернате по месту жительства или по месту пребывания, дружно подали заявления о голосовании вне помещения (через директора интерната). Еще больше жителей интерната, не зарегистрированных там, сначала подали через «Госуслуги» заявление о голосовании «по месту нахождения», а уж потом - заявление на голосование вне помещения.
Итого из интерната в комиссию поступило около двух сотен заявлений. Перед началом голосования 11 сентября выяснилось, что в интернате есть больные ковидом, поэтому там объявлен карантин. Заботясь о здоровье наблюдателей, руководство интерната объявило, что никого туда не пустит. Голосование в интернате вроде как проводили два члена УИК, которые являются сотрудниками интерната. Переносные урны из интерната были «переданы на волю», то есть в участковую комиссию, но голоса по ним из санитарных соображений считались отдельно специальными членами комиссии в противочумных костюмах.
Благодаря такой процедуре у нас есть возможность сравнить итоги голосования в интернате и «на воле». Мне удалось это сделать по выборам губернатора и по выборам в областную думу по единому округу. Распределение голосов практически совпало! (В интернате немного выше доля голосов, отданных партии пенсионеров и КПРФ.) Это – довольно неожиданный результат, тем более что голосование проходило в отсутствие наблюдателей.
Однако не обошлось без неприятностей. Во-первых, я обнаружил, что столь тщательно разрекламированные сейф-пакеты, «которые нельзя вскрыть без повреждения», в чем я единолично убедился на показательном эксперименте (см. выше), заклеены и опечатаны «старым дедовским способом»: клейкая защитная лента просто отсутствует, а пакет заклеен «вручную», опечатан бумажкой с печатью и на ней есть подписи наблюдателей. Но подозрений на то, что пакет был вскрыт, у меня не возникло. Иначе говоря, мой избирком не был обучен использовать суперзащищенные сейф-пакеты, о которых нам так много говорили в ЦИК РФ. И использовал их как обычные «вскрываемые» мешки.
Вторая неприятность более существенная. Глядя на комиссию, я сразу предполагал, что мы обнаружим некоторый дисбаланс бюллетеней. При большом количестве бюллетеней (а их было аж четыре вида) небольшой дисбаланс совершенно естественен. Однако у наших комиссий слишком сильны традиции очковтирательства, и вышестоящие комиссии не переносят ненулевых «балансирующих» строк протокола (две последние строки в первой части протокола, то есть, перед строками с числом голосов за претендентов). Так же, как и опытные председатели УИК, я хорошо это знаю, поэтому заранее попросил председательницу территориальной комиссии (ТИК) и даже самого Барабанова не придираться к небольшим значениям в балансирующих строках.
В нашей комиссии в трех протоколах из четырех балансирующие строки были ненулевыми: в одном фигурировало число 10, в двух – по единице. И ТИК все-таки не выдержал.
Полученные мной копии протоколов НЕ СОВПАДАЮТ С ДАННЫМИ ГАС «ВЫБОРЫ»! Ради «обнуления» балансирующих строк ТИК переделал первую часть протокола. Естественно, и я, и присутствовавший при подсчете «представитель СМИ» Александр Грезев ни о каком «повторном подсчете голосов не слышали, а узнали об этом только через два дня из ГАС «Выборы». Традиции очковтирательства даже без фальсификаций пересилили закон.
Вот такие впечатления от более или менее чистых выборов в Костроме.