Ирина Соломоновна почти год, с сентября, не выходила из дома. 80 лет, болезни, отказывают ноги, она часто падает на ровном месте. Осенью во время очередного падения бабушка сломала ногу и слегла. Когда сняли гипс, боялась ходить даже при помощи ходунков, но потихоньку пробовала. Когда освоилась, я притащила ей костыли — сначала опасалась, потом пошла и на них. Но ходить самостоятельно отказывалась и в основном лежала. Я, конечно, аккуратно вела профилактические беседы о пользе ходьбы, но кто я такая и что знаю о ее боли и страхах. Однажды, кажется, в марте, постучал ее сын: «Женя, мама хочет вам что-то показать!» Я зашла к ним в квартиру: посреди коридора без костылей стояла Ирина Соломоновна. «Смотрите, Женя, я уже хожу!» И это была такая радость, как будто я сама не ходила, а тут смогла. На следующий день сосед постучал снова: «Женя, мама упала, мама упала, помогите!» Пока я теряла тапки на лестничной клетке, знатно перетряслась: «А вдруг опять что-то сломала?» Ирина Соломоновна лежала поперек комнаты и извинялась: «Тут порожек, я не переступила». Подняли, не сломала, обошлось.
После этого случая она снова взялась за ходунки, страх убил весь прогресс. Потом случилась пандемия, я на два месяца отчалила в тундру. Звонила ей оттуда, она смеялась: «Мы, как обычно, сидим. Я немножко хожу на кухню». Когда я вернулась, Ирина Соломоновна уже готовила и почти не держалась за стены. Но на улицу за всю весну так ни разу и не вышла. Я предложила сводить ее во двор, просто до лавочки. Она обещала подумать, а на следующий день я поднимала ее с пола в коридоре — разговоры про прогулки прекратились. Каждый раз, заходя к ним, я рассказывала, какой на улице приятный ветер и какие за домом выросли розы. Намеки она понимала, но молчала. А сегодня просто раз — и все сложилось. Я прямо сказала: «Пойдемте погуляем, лето проходит». А Ирина Соломоновна ответила: «Я только переоденусь». Вместо домашнего халата — платье, на ноги чулки. Причесалась. Пошатываясь, надела соломенную шляпку (еще бабушкина, отлично сохранилась), и мы вышли из квартиры. Она помедлила у лифта, но все-таки вошла. А когда мы вышли из подъезда, посмотрела на меня такими глазами, что я перепугалась. Она такая хрупкая, куда я ее тащу? А сможет ли она идти, а вдруг что-то случится? Но мы сделали шаг, потом еще, оставили позади лавочки. Очень мелкие шаги, очень медленные, ее рука вросла в мой локоть. Когда дошли до середины дома, она вдруг остановилась и охнула: «Женя, боже мой, я забыла надеть зубы! Никогда не позволяла себе выходить из дома без зубов!» — «Вы год не были на улице, какие зубы, спасибо, что обувь надели!» Посмеялись и двинули дальше.
⠀
К соседнему дому она идти отказалась: «Там жила моя подруга, она недавно умерла, мне бы не хотелось туда идти». Стала расспрашивать про подруг — «умерли все, только я стойкий оловянный солдатик». Героически обошли два дома, осмотрели все клумбы, упали на лавку. Она рассказывала, как репрессировали отца, как к ним домой приходили с обысками, как отец выжил, вернулся, но все время болел и скоро умер. Как она любила ездить на велосипеде, как муж бросил ее с больным сыном, как она могла уехать из страны, «но зачем, я же москвичка!» Запиналась, забывала слова. «Женя, вы извините, я просто давно не говорила». В лифте она сказала, что это один из лучших дней за последнее время. А я была так рада увидевшему лето человеку, что, кажется, и мой тоже. В следующий раз обойдем не два дома, а три, и возьмем с собой книжечку (и обязательно зубы).
⠀
Я не хотела об этом рассказывать, потому что так выглядит, типа, смотрите, какая я хорошая, вывела бабушку на улицу (на самом деле ничего такого, всего 40 минут времени, а такая хорошая беседа и эмоции). Но все же написала, потому что вокруг нас много одиноких людей, запертых в своих квартирах и страхах. И сделать их жизнь чуточку лучше совсем не сложно. Вдруг этот пост вдохновит кого-то оглянуться, так ведь бывает.