Дипломаты хорошо знают, что слишком долго жить вдали от дома вредно. Отстаешь от ритма жизни Родины, теряешь нити развития событий и в какой-то момент вслед за поэтом приходишь к неутешительному выводу: «В своей стране я словно иностранец…» Более 100 лет назад в такой ситуации оказался барон Константин Константинович фон Таубе, второй секретарь российской дипломатической миссии в Тегеране, наследник имения Михайловское при скопинской деревне Гуменки…

Константин фон Таубе (1887–1940) был сыном выдающегося отечественного криптографа, накануне революции возглавившего всю шифровальную часть Императорского министерства иностранных дел. После второго брака матери он стал еще и пасынком другого известного дипломата – Михаила Николаевича Гирса, посланника в Бразилии, Китае, Баварии и Румынии, а затем посла в Турции и Италии. В 1908 г. молодой барон окончил Императорский Александровский лицей и был принят на службу в МИД в чине титулярного советника. Первую командировку во Францию он использовал для пополнения образовательного багажа и в 1911 г. окончил Парижскую школу политических наук. Позднее работал в российских дипломатических представительствах в Бухаресте и Афинах. В годы Первой мировой войны коллежский асессор барон фон Таубе служил вторым секретарем миссии в Тегеране под началом посланника Николая Севастьяновича фон Эттера. Молодой Таубе неплохо владел пером и проявлял недюжинную наблюдательность: в архивах сохранились подготовленные им справочные материалы о стране пребывания «Персидская жандармерия, инструктируемая шведами», «Персидская казачья бригада и желательность ее реорганизации и развития», «Деятельность учетно-ссудного банка в Персии и наши финансовые отношения с Персией» и даже «Список агентов враждебных России держав в Персии с краткой характеристикой их деятельности».

Но наступил 1917 год. Весной на родине барона свергли монархию, которой верой и правдой служили три поколения рода Таубе. А осенью к власти в Петрограде пришли какие-то странные люди из числа бывших эмигрантов и революционеров-подпольщиков, которые прежде были известны лишь Департаменту полиции. Однако в Тегеране, где порядком подустали от колониального высокомерия европейских держав, высоко оценили ленинский курс на равноправие в международных отношениях, поэтому уже в декабре 1917 г. правительство шаха признало большевиков законной властью в России…

Весной 1918 г. «бывший барон» Константин фон Таубе вернулся на родину вместе с выведенными из Персии русскими войсками. В его родной стране творилось черт знает что. Революционные власти взялись решать проблемы неимущего большинства строго за счет вчерашних «хозяев жизни». Среди пострадавших оказались отец и сын фон Таубе: до революции они были собственниками нескольких имений в Пермской и Новгородской губерниях, которые приносили им солидную прибавку к казенному жалованию и гарантировали безбедную жизнь на долгие годы вперед. Кроме этого, молодой барон был еще и единственным наследником имения матери в Скопинском уезде Рязанской губернии, приобретенного в свое время на деньги отца. Теперь же конфискационные положения законов новой власти делали перспективы Таубе как землевладельцев весьма мрачными.

Впрочем, мало кто верил, что правительство большевиков – это надолго. Подписанный в марте 1918 г. в Брест-Литовске ужасный мир с немцами, по которому их войска заняли всю Украину и узаконили свою оккупацию Прибалтики, настолько подорвал авторитет «народных комиссаров», что их исчезновение с исторической сцены казалось вопросом времени. Из холодного и неуютного Петрограда молодой Таубе собирался на юг, где харизматичные генералы – недавние герои все еще продолжавшейся в Европе мировой войны, уже собирали вокруг себя недовольное офицерство. Успех контрреволюции был залогом его будущего благосостояния. Размышляя об этом перед дорогой 15 мая 1918 г., барон набросал на печатной машинке следующую памятную записку: «Имение моей матери Михайловское находится в 3 верстах от города и станции Скопина Рязанской губ., по Сызрано-Вяземской железной дороге. В имении 300 десятин, — писал барон, как будто никакого ленинского Декрета о земле и не было вовсе. — «„Каменный уголь“ („Подмосковный“) вырабатывается в соседней местности уже много лет. В 7 верстах от имения работает Русско-бельгийское общество „Победенка“. Управляющий г-н Ганкар, бельгиец, живет в Москве, Арбат, 47. При бельгийских шахтах, построенных по правилам современной техники, имеется также брикетный завод для использования угольного мусора. На самой же меже нашего имения последние года пройдено несколько шахт богатым скопинским присяжным поверенным г-ном Гайдровым; эти шахты построены, однако, кустарным способом и получили развитие лишь за последние два-три года, со времени работы на них австрийских пленных. Уголь с этих шахт доставляется в Скопин на возах, в то время как у бельгийского общества существует железнодорожная ветвь Скопин — Брикетная — Победенка.

Бельгийское общество, заарендовывая участки вокруг Победенки для разработки недр и часто встречая в прошлом затруднения со стороны волостных сходов, естественно, предпочитало всегда договариваться не с одними сельскими обществами, что сложно, но и с местными помещиками.

Переговоры с моей матерью велись осенью 1915 г., и в то время мы предпочли не отдавать наших недр в арендное использование их бельгийским обществом, т. к. я всегда считал предпочтительным дождаться конъюнктуры, при коей мы смогли бы 1) сами вырабатывать свой уголь (присутствие которого тогда же было установлено), либо 2) по крайней мере сделаться сотоварищами предприятия под тем или иным видом.

Эта мысль руководила мною и летом 1917 г., в бытность мою в Рязани и Скопине, когда у меня происходил обмен мнениями по этому поводу с г. Гайдровым, подумывавшим в то время о проведении подъездного пути от своих шахт в Скопин, причем путь лежал бы через наше имение.

Осенью, после декрета о социализации земли, всякие разговоры прервались, хотя еще в декабре бельгийское общество высказало пожелание при случае таковые возобновить. 13 мая мною получена телеграмма от управляющего бельгийским обществом с просьбой его повидать при проезде моем через Москву.

При нынешних условиях и необеспеченности всех устоев, быть может, наиболее практичным было бы отказаться от своей мысли в будущем самим разрабатывать свои недра, передав ныне свои права бельгийскому обществу.

Хотелось бы, однако, этого не делать. И, если недра останутся в будущем за нами, тогда моя цель будет заключаться в приглашении в Скопин опытного инженера, знакомого на практике с каменноугольным делом, для определения 1) местных условий вообще и 2) принципиального вопроса о наилучшем способе использования наших недр, т. е. 1) отдать ли их в аренду или же 2) разрабатывать ли их самим и при каких условиях».

Как видно из этой записки, многоопытный Макс Ганкар, директор-распорядитель Бельгийского акционерного общества каменноугольных копей при селе Побединка, также поначалу верил в скорую победу контрреволюции, рассчитывая воспользоваться затруднительным положением русских помещиков ради расширения активов вверенной ему концессии. Однако уже вскоре бельгиец и сам пошел на сотрудничество с новыми властями, позволившими ему беспрепятственно заниматься любимым делом — исследованием углей Подмосковного бассейна. Сначала он возглавил один из отделов московского треста «Главуголь», а ближе к концу 1920-х гг. перешел на должность старшего инженера при Всероссийском теплотехническом институте.

Константина фон Таубе ждала иная судьба. До конца 1918 г. он переехал к матери и отчиму в Рим. Бывший императорский посол в Италии Михаил Николаевич Гирс возглавил Совещание послов — орган, призванный координировать действия русских дипломатических миссий за рубежом, не признавших советскую власть. Некоторое время Таубе работал в антибольшевистских дипломатических структурах в Париже и Берне, а с 1921 г. использовал свои знания и опыт как юридический консультант французских промышленных и морских компаний. О скопинском наследстве он больше никогда не вспоминал. Свое последнее пристанище барон фон Таубе нашел на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.

Записка о перспективах добычи угля в имении Михайловское вместе с другими бумагами дипломата попала в личный архив его двоюродного брата барона Михаила Александровича фон Таубе (1869–1961), бывшего сенатора Российской империи, также эмигрировавшего во Францию. Уже в наши дни часть его документов вернулась в Россию и пополнила архивные фонды Президентской библиотеки им. Б. Н. Ельцина в Санкт-Петербурге.

«Скопинский вестник», №46, 15 ноября 2019 года