Время иногда сбрасывает покровы.
Проходя по улице, мы идем по крови,
Забываем об этом – и лишь потому идем.
Дело "Сети"* мало кого оставило равнодушным. Слишком все очевидно. И даже то, что осталось за кадром для широкой общественности, не меняет сути. Пытки, признания и приговоры. В основу дела легла явка с повинной Егора Зорина — самого младшего из арестованных. Какие бывают явки с повинной - мы знаем. Сейчас речь о другом. Любое дело обречено в суде на "успех" - вынесение обвинительного приговора, — если есть "досудебщик" - человек, давший показания на всех, заключивший досудебное соглашение.
Досудебная реальность жестока и не дает сбоев.
Душно в подземной тьме.
Звякают позвонки.
Ноги натерли мне
Железные башмаки.
Соль, сухари, пшено:
Долго еще идти.
Прошлое – сожжено,
Будущее – почти.
Мальчики в кандалах
Больше не при делах.
Это всего лишь вопрос времени - кто сломается. Будут мучить всех. Пока не появится досудебщик. А лучше - несколько. Для верности. После этого - давление спадет. У органов уже будет уверенность в доведении дела до приговора. В деле "Сети"* Егор сломался первым. Потом сломались все остальные. Все подписали под пытками показания.
Диванные критики жестко нападают на Егора: предатель. Но нет. Возможно, соглашение Егора облегчило страдания остальных. Им "всего лишь" надо было признаться. Не оговорить других. Оговорить себя. Но если бы не было Егора - кто знает, сколько и до какого бы результата продолжались бы пытки.
А у нас любая игра – с шулером,
Сытым, спокойным, слегка прищуренным.
Майор ФСБ выскакивает, как джокер,
В руках у майора – электрошокер,
Он пытает Виктора Филинкова
На лесной дороге, в машине. А что такого?
«Боль была такая, что я выгибался дугой.
Когда один разрядился, они взяли другой.
Я не знаю, какая на мне вина.
Заставляли заучивать незнакомые имена,
Может, десять, не помню, а может, пять,
Когда ошибался, нажимали кнопку опять.
Мы не знаем - кому и какие угрозы неслись. Все близкие того, кто под пытками дает признательные показания, - под угрозой. И угроза реальна. Все могут оказаться под ударом. И не спасет ни стойкость, ни сила воли, ни рассказы о победивших партизанах.
Били по шее, по голове, по лицу,
Грозили сломать ноги и бросить в лесу.
Я был никто – кровавая слизь.
Я все подписал. Руки и ноги тряслись».
Да, времена уже не те. Поэтому не всегда пытки заканчиваются смертью. Поэтому не всегда пытают до расширения круга обвиняемых. Всего лишь - оговорить себя. Всего лишь...
Новенькое – не троцкисты, не колоски,
Просто время – дырявое, как носки,
Сквозь него проступает гнилая вода,
Шныряют крысы в погонах – туда-сюда
Не всем нужно оговаривать других. Это - крест не обязательно тех, кто слабее, скорее, тех, кого есть - чем подцепить, запугать, сломать. И в нынешнем вывернутом времени - оговор других - может облегчить участь всех обвиняемых, избавить от ярлыка предателя, который просто не успеваешь получить. Потому что сломался другой.
Так вот она, террористка из «Нового величия»* -
На плечах косички, в комнате пенье птичье –
Хотела учиться на ветеринара,
Но майор решил, что ей светят нары,
Он решил ее съесть, у него брюхо – бездонная бочка,
Приводите к нему сыновей и дочек
В назначенный час,
А не приведете – он съест вас.
Крест предателя тяжел. Да и шансы оправдаться вряд ли появятся. Потому и не заявлял Егор о пытках. Он знает - чем это заканчивается. И ребята из "Сети"* тоже уже знают. Потому и не осуждают Егора.
На Петербурге вечером – отсвет рая.
Помню, стояли с тобой у края
Стылой воды, смотрели на корабли,
Напротив темнела тюрьма сырая.
Берегите себя.
Стихи Татьяны Вольтской.