Один немецкий солдат в письме домой запечатлел советские атаки через минные поля, о которых говорил Георгий Константинович Эйзенхауэру:
«…большие плотные массы людей маршировали плечом к плечу по минным полям, которые мы только что выставили. Люди в гражданском и бойцы штрафных батальонов двигались вперед, как автоматы. Бреши в их рядах появлялись только тогда, когда кого-нибудь убивало или ранило взрывом мины. Казалось, эти люди не испытывают страха или замешательства. Мы заметили, что те, кто упал, пристреливались небольшой волной комиссаров или офицеров, которая следовала сзади, очень близко от жертв наказания».
Сообщения о минировании судов идут непрерывным потоком последние две недели. Но тема эвакуации заключенных, находящихся в конвойных помещениях, замалчивается.
Что же происходит с людьми, которых привезли на заседание? Людьми, которые ещё не признаны виновными. После громкого оповещения, что в связи с чрезвычайным происшествием всем необходимо покинуть здание суда и прилегающую территорию, все — и посетители, и сотрудники — двигаются на выход согласно плану эвакуации. Это мероприятие занимает от двух до трех часов. Уходят и сотрудники конвоя, оставляя в запертых конвойках обвиняемых. Заключённых эвакуировать некуда. Автозаки уже уехали, уличных клеток для таких случаев не предусмотрено. Ладно, эти три часа люди лишены возможности пользования туалетом, ладно, что им придется вернуться в СИЗО далеко за полночь. Но если бы угроза была реальной? Стоит ли жизнь обвиняемого отсутствия автозака? Обвинительный уклон правосудия, конечно, даёт мало шансов не быть признанным виновными. Но у нас даже для виновных запрещена смертная казнь.
Заключённых никто не называет ни людьми, ни гражданами, ни населением. Но обвиняемые — это люди, это граждане, это население. Если нет возможности сохранять обвиняемым жизнь, то аресты должны быть неприемлемы. Смерть — недопустимое наказание для невиновных людей.
И напоследок:
«ТЫ ВСЕГДА В ОТВЕТЕ ЗА ТО, ЧЕМУ НЕ ПЫТАЛСЯ ПОМЕШАТЬ»
Жан Поль Сартр.
Не всегда надо беречь себя.