28 августа 1899 года родился Андрей Платонов - несомненный гений русской литературы ХХ века.
«Болдинская» зима Андрея Платонова.
В Тамбов Андрей Платонов ехал государственным человеком. В рапорте губернскому начальству от 8 декабря 1926 года он сообщает: «Доношу, что сего числа прибыл в Тамбовское губземуправление и вступил в исполнение обязанностей губернского мелиоратора - о чем прошу Вашего распоряжения издать соответствующий приказ».
Через два дня одно из писем жене «государственный человек» Платонов заканчивает энергичной фразой: «Попробую поставить работу на здоровые ясные основания, поведу все каменной рукой и без всякой пощады».
С такой же ясной установкой едет на место службы и герой повести «Город Градов»: «В Градов Иван Федотович Шмаков ехал с чётким заданием - врасти в губернские дела и освежить их здравым смыслом». Для самоконтроля Шмаков - эта «живая шпала под рельсами в социализм» - «тайно ведёт труд». Называется он просто, но значительно - «Записки государственного человека».
Надежды Платонова «поставить работу на здоровые ясные основания» быстро истлевают, и скоро им одолевает чувство безысходности и собственной ненужности. «Возможно всё-таки, что меня сметут отсюда, чему я буду несказанно рад, - пишет он жене 8 января 1927 года. - Лучше Сибирь, чем Тамбов. Здесь я изолирован кругом. Допускаю возможность доносов и даже худшего».
Автор же «Записок государственного человека» сомнений не знает, он мыслит глобально.
«Служение социалистическому отечеству - это новая религия человека, ощущающего в своем сердце чувство революционного долга.
Бюрократия имеет заслуги перед революцией: она склеила расползавшиеся части народа, пронизала их волей к порядку и приучила к однообразному пониманию обычных вещей.
Что нам дают вместо бюрократизма? Нам дают доверие вместо документального порядка, то есть дают хищничество, ахинею и поэзию.
Нет! Нам нужно, чтобы человек стал святым и нравственным, потому что иначе ему деться некуда...».
Город Градов Платонов безусловно списал с Тамбова, а одноимённую повесть принято считать сатирическим произведением. Но особенности прозы Платонова таковы, что границы между серьёзным и пародийным в его текстах размыты. Пафосом «государственного человека» Шмакова пропитаны и ранние статьи самого Платонова. В начале 20-х годов молодой литератор искренне верил, что технический прогресс может стать основой нравственного обновления общества, и с горячностью неофита изложил свою программу в небольшой статье «О культуре запряженного света и познанного электричества». А в статье «Нормализованный работник» восторженный Платонов спел самый настоящий гимн человеку-винтику, приравняв его к нормализованной гайке.
«Дело социальной коммунистической революции - уничтожить личность и родить её смертью новое живое мощное существо - общество, коллектив, единый организм земной поверхности, одного борца и с одним кулаком против природы».
Взгляды вполне соответствовали тогдашней марксистско-ленинской идеологии, по которой конкретный человек был всего лишь крохотной частью производительных сил, технической функцией экономики: нормализованной гайкой, винтиком, кирпичиком, «живой шпалой», наконец, а все вместе – безликой движущей силой. Что касается ненавистной буржуазии, то здесь Платонов категоричен до фанатизма. В начале 1922 года в городе Задонске Воронежской губернии в газете «Свободный пахарь» он публикует статью «Коммунизм и сердце человека» со своими рекомендациями: «Для осуществления коммунизма необходимо полное, поголовное истребление живой базы капитализм – буржуазии как суммы живых личностей». А чтобы его правильно поняли, уточняет: «Истребить не идеологически, а телесно».
Пройдёт семь-восемь лет, зажиточных крестьян власть объявит сельской буржуазией, и кровожадные рекомендации Платонова обернутся реальным «телесным истреблением». В пору написания «Города Градова» Платонов мучительно освобождался от юношеского умопомрачения и, кажется, понимал, что его рассуждения про «запряженный свет» и «нормализованного работника» звучат пародийно. Особенно в обществе, где его «сокровенный человек» уже выведен за скобки. Освобождался Платонов и от влияния философа Николая Фёдорова с его «философией общего дела», но с фёдоровской идеей о воскрешении мёртвых не расстанется никогда - ею пронизано всё позднее творчество Платонова. В начале 30-х годов его всё больше волновала «философия существования». Она ещё не оформилась в экзистенциализм – главное философское направление ХХ века, но Платонов, сосредоточившись на субъективных переживаниях своих персонажей, безусловно, был первым представителем экзистенциализмы в русской литературе.
Квалифицированный читатель способен отличить иронию от пафоса, сатиру от эпоса, байку от притчи. Но у Платонова жанры перемешаны на уровне слова, интонации. Герои говорят вычурно по форме, но удивительно точно по смыслу. Поначалу иррациональный с виду, но удивительно земной, первобытный мир чувствований его героев, сбивает с толку здравомыслящего читателя.
И если в публицистических статьях Платонов оставался ортодоксальным большевиком, верным ленинцем, то в художественных вещах его героев раздирают нравственные противоречия. К началу 30-х годов «нормализованная жизнь» уже погружалась в коллективный котлован, а одноимённая повесть, написанная в 1930 году и опубликованная только в 1987 году в журнале «Новый мир», не только поставила реальному социализму смертельный диагноз, но и подписала протокол вскрытия.
Герою «Котлована» Вощеву в день его тридцатилетия сообщили, «что он устраняется с производства вследствие роста слабосильности в нём и задумчивости среди общего темпа труда». Задумчивость овладела и Платоновым. В этом же возрасте, что и Вощев, и по тем же причинам был устранен из литературы и автор «Котлована». После повести «Усомнившийся Макар» и бедняцкой хроники «Впрок» официальная критика открыла по писателю пальбу на поражение.
По сути, в Тамбове Платонов сводил счёты с собой прежним, освобождался от иллюзий. Его мрачное настроение, депрессия усугублялись разлукой с женой и маленьким сыном. В атмосфере отчужденности он понял, что «жизнь тяжелее, чем можно выдумать». «Но мне кажется, - пишет он жене, – настоящее искусство, настоящая мысль только и могут рождаться в таком захолустье, а не в блестящей, но поверхностной Москве».
В ненавистном Тамбове писатель пробыл меньше четырёх месяцев. Но каких! Здесь Платонов написал программные повести «Епифанские шлюзы», «Город Градов», «Эфирный тракт» - по сути, трилогию о прошлом, настоящем и будущем. В Тамбове складывались повести «Сокровенный человек» и «Происхождение мастера», рассказ «Фро». Тамбовская зима стала для Платонова тем же самым, что «болдинская осень» для Пушкина.
Весной 1927 года А. Платонов покидает провинцию. «Я окончательно и скоро навсегда уезжаю из Тамбова... Здесь дошло до того, что мне делают прямые угрозы...». Из Тамбова Платонов уезжает писателем – самым, пожалуй, значительным писателем ХХ века. Через три года он надолго замолкнет, но к тому времени им уже был написан роман «Чевенгур» - эпическое произведение о маргинальном народе-пролетарии, потерявшем историческую память, утратившем национальные признаки, но обретшем новую коммунистическую религию в стране, из названия которой исчезло даже имя России.