19 августа 1991 года у Белого дома собралось не так уж много людей, но было удивительное ощущение единства, приступ коллективного благородства. Когда прошел слух, что в 16:00 начнется штурм, мы попросили женщин удалиться. Мол, не женское это дело - воевать. Но они не ушли. Я понимал, что в случае штурма нас раскидают, как щенят, но была готовность стоять до конца. И еще была веселая злость. Тогда я думал, это «стояние на Угре» и заставило самозванцев остановиться.
Они такого «стояния» действительно не ожидали. Но еще существовало и двоевластие — мало на что способное руководство СССР и молодая российская власть, полная азарта. Силовики медлили, они не знали, кому подчиняться, и ГКЧП сдулся. Конечно, Горбачев играл свою игру, но события развивались явно не по его сценарию. А когда 21 августа стало окончательно понятно, что «новое советское руководство» просто не способно повернуть естественный ход событий, к Белому дому подтянулись тысячи, затем десятки тысяч — к будущим победителям пожелали примкнуть многие. Но все равно для Москвы их были ничтожно мало. А «глубинный» народ исполнял свою историческую миссию — он безмолвствовал.
Но и сегодня я убежден, что последовавший после августа 91-го развал СССР - это не катастрофа, а благо как для России, так и для мира в целом. Тем более, что произошло это относительно бескровно. СССР рухнул, как подгнивший сарай, и мы до сих пор выползаем из-под его обломков. Нынешнее российское руководство учло опыт ГКЧП, и при молчаливой поддержке «глубинного» народа пустится во все тяжкие, чтобы не допустить «чужих» даже в муниципальные органы власти, не говоря уже о дрессированной Госдуме.
Постсоветская номенклатура к августу-91 относится настороженно. Народное движение Сопротивления в те августовские дни сложилось само собой, а нынешняя власть до обмороков боится массовой инициативы снизу. После августовской революции партийные бонзы страшно перепугались, видел это своими глазами. Они всерьез опасались, что их начнут вешать на фонарях или в лучшем случае отправят на нары. Во всяком случае, в случае победы ГКЧП они поступили бы именно так.
Но минуло время, и они успешно вросли в государственный капитализм. Они, как и прежде, при хлебной должности или на хорошей пенсии, которая вчетверо превышает зарплату учителя. Они награждают друг друга блестящими побрякушками «За заслуги перед Отечеством», понемногу (а иные и помногу) воруют. Они масляными колобками сидят в президиумах, с воодушевлением поют сталинский гимн, истово крестятся. Их детишки входят в советы директоров процветающих компаний. Там они старательно пилят бюджет и, предаваясь детсадовским воспоминаниям о СССР, скорбно вздыхают: «Какую страну просрали!»
«Да они же разворовывают и губят страну!» — воскликнет очнувшийся представитель «глубинного» народа. «Им можно, - донесется из глубины, – они патриоты…»