В 2018 году мы выпустили большой спецпроект по истории госизмены и шпионажа в России. Мы попытались собрать в нём всё, что известно о «шпионских» делах, и рассказали истории нескольких «госизменников». Искать информацию оказалось непросто: государство молчит, родственники и сами осуждённые говорить боятся, на сайтах судов ничего не найти. Катя Аренина, которая готовила этот проект, рассказывает, что ей удалось понять и почему дела о госизмене чаще всего несправедливы.
Я работаю в Команде 29 больше двух лет — не то чтобы долго. Всё это время наши адвокаты защищают людей, которых государство несправедливо обвиняет в государственной измене и шпионаже: будит в шесть утра звонком в дверь, обыскивает четырьмя бригадами автоматчиков, бросает в изолятор, назначает адвокатов, которые обманом выбивают признания, прячет от журналистов и общества. Зачем? Не знаю, может, чтобы иметь возможность постепенно изолировать страну от остального мира — ведь кругом враги, которые регулярно подсылают к нам своих шпионов.
Если в первые месяцы моей работы эту несправедливость приходилось по большей части принимать на веру, то чем дальше, тем больше доказательств ей я видела. Самое простое — в том, что единственным источником информации становятся защитники и родные этих людей, а вовсе не государство.
Казалось бы, государственной машине выгодно рассказывать о таких делах: это повышает доверие к государству, укрепляет его авторитет, в конце концов, позволяет аргументированно говорить о «шпионском кольце» вокруг России. Да, есть государственные секреты, которые любое, не только российское государство, стремится защитить.
Но мы и не просим показать нам конкретные документы, которые удачливый или неудачливый шпион пытался продать. Расскажите нам о существовании этих людей, о том, как их заставляют передать секреты — может быть, обманом? Как простым гражданам (а почти половина обвиняемых в госизмене и шпионаже — не сотрудники спецслужб, а обычные люди без допуска к гостайне) уберечься от провокации?
Законодательство о гостайне в России устроено так, что нельзя узнать, что конкретно является гостайной, если ты не имеешь допуска к специальным секретным перечням секретных сведений. При этом гостайну просто не умеют охранять — чиновники то и дело разглашают такие сведения где ни попадя, а судят в итоге журналистов, которые и не знали, что процитировали гостайну. Даже судьи постоянно допускают ошибки — в несекретных приговорах «госизменникам» и «шпионам», которые попадают в руки тех же журналистов, сплошь и рядом секретные сведения.
Государство молчит, а мы узнаём новости от членов общественных наблюдательных комиссий, адвокатов и родных — о том, что обвиняемых прячут в изоляторах, запугивают, уговаривают признать вину. Родным не дают найти нормального адвоката или общаться с журналистами, адвокатам не дают знакомиться с материалами дела и толком участвовать в процессе.
Чтобы помешать органам госбезопасности творить произвол, нужна информация. И добывать эту информацию приходится всеми доступными способами — общаться с бывшими заключёнными и их близкими, переводить через гугл-транслейт сайты других государств, на которых пишут о задержанном гражданине этой страны, просить общественную наблюдательную комиссию искать в Лефортово новых заключённых, бесконечно копаться в «Одноклассниках» в поисках родственников кого-то из задержанных, пытаться заставить работать сайты судов, которые своеобразно относятся к своей обязанности публиковать информацию.
Примерно так собирался наш спецпроект «Полная история госизмены и шпионажа в современной России», состоящий из двух частей — лонгрида с историями осуждённых и доклада с посчитанной нами статистикой по подобным делам.
Могу назвать одну цифру из доклада — только о 29 делах из 101 мы знаем подробно. Это дела, в которых обвиняемый и его родственники не побоялись говорить, не поддались на уговоры и шантаж следствия, нашли нормального адвоката, пошли к журналистам. Во всех этих делах одно и то же — попытки запугать, предложение признаться в обмен на перевод под домашний арест или срок ниже низшего предела по статье.
Если в тридцати делах из сотни творится беспредел, то нужны веские основания, чтобы поверить государству, которое упорно делает вид, что всё в порядке. Ладно, я бы, может, и поверила — но и в других, не шпионских, делах новости только о пытках и трэше. Легче поверить, что в тех делах, о которых мы не знаем, всё еще хуже — обвиняемые не выдержали давления, испугались угроз, что угодно. Впрочем, пока мы знаем только о трети дел, всегда найдется кто-то, кто скажет: «Зато остальные — настоящие шпионы и потому молчат!».
Если информации будет больше, такой возможности не останется. Мне бы очень хотелось, чтобы каждый, о ком мы ничего не знаем, решился заговорить — это могло бы помочь тем двадцати, которые сейчас ждут суда. Например, насквозь больному Виктору Кудрявцеву, которому недавно исполнилось 75 лет, а следователь не отпускает его из изолятора под домашний арест без признательных показаний. Читайте наш спецпроект — там как раз хватит на каникулы.