Ранним утром 25 сентября 1993 г. я прибыл в Москву в качестве гостя восстановительного съезда российского комсомола. И сразу же пошел к Белому дому — там с ночи горели костры, у которых кучковались коммунисты, националисты, казаки, свой костер был и у какой-то из непризнанных церковных группировок. Баркашовцы находились в привилегированном положении — разместились в отдельном здании. Защитники народовластия были слишком разношерстными и во многом наивными. Поэтому на их победу было трудно рассчитывать. Но они были искренними и горящими. Поэтому я на задержался у Дома Советов на целую неделю.
Баррикады я не строил, т.к. не примыкал ни к какой из сложившихся групп. Меня привлекали к сбору народа на митинги. Видимо, от того, что я был в цивильном костюме, мы с Ампиловым и Уражцевым втроем выходили на улицы Москвы и под речевку «Банду Ельцина под суд, их и танки не спасут» зазывали народ за собой. К Белому дому мы возвращались уже во главе многотысячной колонны.
Меж тем Белый дом опутывали колючей проволокой, подтягивали милицию, все чаще возникали панические и провокационные слухи. Казалось, что Руцкой и Хасбулатов бездействуют — на каждом митинге, которые проходили ежедневно, они повторяют одни и те же слова. Крепло убеждение, что конфликт следует решать цивилизованно — за столом переговоров. Была надежда на Церковь, но патриарх Алексий был тогда в США.
Сложилось понимание, что противостояние ни к чему хорошему не приведет, что радикализация конфликта выгодна Кремлю. Мои сомнения усилил воронежский ветеран — полковник Лодыгин. Опираясь на свой армейский опыт, он доказывал, что готовится провокация, и, скорее всего, провокация кровавая.
Вечером 1 октября я покинул Москву. О дальнейших событиях кровавого октября я узнавал уже из телепрограмм.
Понимаю, что среди депутатов расстрелянного Верховного Совета было много пустословов и даже, возможно, шпионов. Допускаю, что жизнь в России, может быть, и не стала бы лучше, но расстрел соотечественников принять не могу.
Конечно, Ельцин был не первым — в ХХ веке в свой народ стреляли по приказу и Хрущева, и царя Николая. Но жизнь простого человека выше и ценнее интересов безумного властителя.
Слава Богу, у Бориса Ельцина хватило ума не развязывать гражданскую войну. А вот некоторых деятелей культуры Господь в те дни разума лишил. Ахеджакова, Бакланов, Гранин, Лихачев и др. призывали к новой гражданской войне, требовали еще больше крови. Тем самым в моих глазах обнулили свое творчество и попали в разряд фашистов.
Все мы разные, но у нас всех одна родина — Россия!
Политические взгляды, культурные предпочтения, бытовые вкусы, индивидуальные особенности не являются основаниями для конфликта. Они свидетельство нашего многообразия, а значит, и силы.
Помолимся в эти дни за сонм новомучеников при защите народовластия убиенных. И приложим усилия к недопущению «странных революций» и гражданской войны.
