— Раздели до трусов и посадили в отсекатель, — рассказывает Дмитрий К.
— Отсекатель?
— Да, это такая клетка. Потом включили радио на полную громкость. Музыка была очень громкая, ее ставили, чтобы не было слышно криков, когда кого-то бьют. Затем по очереди выводили в соседнее помещение на пытки.
Он так и сказал: «выводили на пытки». Тем же ровным, немного тихим голосом, каким представлялся, благодарил за свежую малину и объяснял, что такое отсекатель. Таким же обыденным голосом только что сестра в коридоре звала кого-то на укол.
Дмитрий лежит в палате на третьем этаже старого здания с облупленными стенами. Мне казалось, что таких больниц в Питере больше нет, но эта как-то сохранилась без ремонта. На каталках в коридорах люди — видимо, мест на всех в палатах не хватает. Где-то на втором часу нашего с Инна Сехнаидзе (Inna Sehniaidze) пребывания в этой больнице один из молодых медбратьев вяло поинтересовался, почему мы без масок: это наш выбор или просто легкомыслие. «А что, надо надевать?» «Ну тут вообще открытый туберкулез». Мы посмотрели друг на друга в замешательстве, попросили маски, позже в ответ на тревожные смски друзья — врачи посоветовали вечером немного выпить и не переживать.
Дмитрий лежачий. После операции, говорят врачи, может быть, он сможет пойти. Операция предстоит тяжелая, прогноз неоднозначный. Но шанс есть. В прошлом году судья Советского районного суда Омска постановил удовлетворить представление начальника колонии, где находился Дмитрий, об освобождении от дальнейшего отбывания наказания в связи с болезнью. Несколько месяцев до этого он не мог вставать и только плакал от боли. А вставать перестал, говорит, вскоре после тех самых событий.
Место, о котором рассказывает Дмитрий, в народе называют «СИ-3» (недавно также слышала название «Осетры»), это здание бывшего следственного изолятора на территории ИК-7 в Омске. Дурная слава одной из самых жутких пыточных колоний за этим местом закрепилась давно. Дмитрия в составе группы из 11 заключенных привезли туда осенью 2015-го, после того как они долго жаловались на условия содержания в ИК-10 и отказывались свои жалобы забирать. После трех недель в Семерке жалобы свои все они отозвали и их вернули обратно.
— Среди тех, кто уводил по-одному на пытки, был сотрудник, которого все называли Вася, я понял, что он работает в режимном отделе. Невысокого роста, лицо у него было светлое, он дикий был, кричал все время. И вот когда нас оставалось двое в отсекателе, пришел этот Вася, поставил нам ведро и сказал: «Давайте!» Имел в виду, чтобы мы справляли нужду по-большому. А то, говорит «там уже все засрали». И вот тот второй сел на ведро, а меня согнули в позе «корпус 90» и повели по коридору. Там откуда-то кто-то выскочил и надел мне на голову наволочку, потом вторую, чтобы я ничего не видел. Меня затянули в какую-то комнату и бросили на матрас, который был весь мокрый. Я сказал что у меня больная спина, один из сотрудников сказал «сейчас мы тебя вылечим» и со всей силы прыгнул мне на спину, коленом в позвоночник. И так несколько раз. Потом стали выламывать пальцы на руках, ноги я старался под себя подгибать, а они мне ноги вытянули, один держал ноги второй бил со всей силы по пяткам, как мы потом поняли это были деревянные большие палки, в народе называются «киянки». Я кричал «Господи, помоги!», и один из них говорил «Да хоть сколько кричи», а другой, наоборот: «Кричи громче!» ….Потом перевернули на спину животом вверх, взяли за половой орган, я чувствовал что они что-то привязывают к нему. Пока один привязывал, другой сел на меня и начал выдирать на груди волосинки...
Он рассказывает медленно, видя, что я иногда не успеваю записывать. Время от времени мы переглядываемся с Инной, как бы сверяясь: точно ли мы слышим одно и то же.
...И я понял, что мне привязывали к половому органу, потому что они включили ток. Меня начало трясти… В этот момент многие ходили под себя… После того, как побили током, меня потянули в другое помещение. Нас начали бить дубинками и заставляли громко кричать «Так точно!» и «Никак нет!» Они объясняли, что только так надо отвечать на их вопросы… После этого вернули в отсекатели и подвесили за одну руку к решетке так, чтобы можно было стоять только на цыпочках. Мы были все голые, пытались шепотом общаться, пытались договориться, как прижаться друг к другу потому что нас трясло от холода, невозможно было согреться. Когда они видели, что мы пытаемся общаться, нас били дубинками. Так мы провисели почти сутки…»
Протокол опроса лица с его согласия уместился на девяти страницах формата А4, из которых две занимают персональные данные и семь — исписанные моим мелким почерком детали и подробности пыток. Несколько дней назад я отправила копию этого опроса в Следственный комитет в Омске «ценным письмом» с описанием вложения: заявление о преступлении — 3 листа, опрос — 9 листов, копия ордера — 1 лист. «Косметику брать будете?» спросила девушка на почте, запечатывая мой конверт. «Нет? Ну, может, в следующий раз. Еще есть марки и детские раскраски».
Человек с ведром. Из всей этой истории он запомнился, пожалуй, больше других. Человек, который знает, что сейчас в очередной раз в его присутствии неизвестные ему взрослые люди, которым он будет делать очень больно, будут ходить под себя. Его рабочий день протекает в их криках, стонах, мольбах о помощи, в их моче и кале. По много часов он дышит запахом испражнений и чужих страданий. А потом он устает и уходит домой — к семье, друзьям, случайным прохожим на улицах, которыми может в любой момент стать каждый из нас.
Писать об этом неприятно. Но не писать невозможно. Большое и очень важное дело делают Ирина Бирюкова, Вера Гончарова (Vera Goncharova), Ольга Боброва, «Новая газета», «Медиазона», «Русь сидящая», «Общественный вердикт», Комитет против пыток и многие другие, всех не упомянешь, но хорошо, что все они есть. Хорошо, что сейчас поднялась волна общественного интереса, и, кажется, есть какая-то реакция сверху. В этот раз хотелось бы, чтобы все пошло дальше нескольких уголовных дел в отношении тех, кто засветился на видео.
P.S. Еще Дмитрий вспомнил, что когда к нему приехал прокурор, чтобы зафиксировать его отказ от всех предыдущих жалоб, то искренне интересовался, чем им всем замазывали синяки. А когда узнал, долго смеялся, что мазь эта с истекшим сроком годности.
