Для меня это извечный вопрос, как «быть или не быть»: журналист — это автор или всего лишь посредник, личность или просто функция? Оценки экспертов, впечатления очевидцев — это все, конечно, здорово… Но иногда кажется, что открыть рот в журналистском материале позволено только герою, и только его мысли могут иметь вес.
Все остальное — от лукавого. То есть от блогосферы.
Ноль из десяти
Не так давно на конкурсе журналистских материалов один член жюри оценил мою статью на ноль из десяти. Он оставил комментарий, что «работа очень неплохая, но это не журналистика». Другие, хоть и поставили более высокие баллы, но говорили примерно то же самое. «Журналист же должен был куда-то пойти, с кем-то поговорить»…
Но ведь есть же исповеди, комментарии, эссе — разве они не обходятся без интервью? Кстати, Татьяна Владимировна Лисик*, тоже журналист с многолетним опытом, сказала: «Тогда и Руденко не журналист, и Мариничева, и Рейснер. Вот у Быкова целые сборники — ни одного интервью и экспертного мнения. Настя, ну, это непрофессионально, так заявлять, да еще и вас этому учить. Более того, это просто безграмотно».
Глядя на перечисленные фамилии, я подумала, что, может быть, «мэтры» просто неправильно выразились. Может, дело не в том, что «это не журналистика», а в том, что до такой журналистики надо дорасти? Что-то в духе «сначала добейся такого признания, как Быков, а потом уже неси отсебятину в массы». Впрочем, и это я где-то уже слышала.
Обдумывая цикл статей для диплома, я решила впервые заняться тем, чем мне хотелось бы. И, к сожалению, работу над текстом я люблю больше, чем общение с людьми. И работа над текстом без героя — это тоже работа, просто другая, и даже более интеллектуальная. Автору приходится перерабатывать огромное количество информации и писать материал самому, в тот момент, когда половину можно было заменить чьими-то цитатами. Разве это — не самый сложный путь?
Расскажите, подпишитесь
Когда я работала над статьей про экономию для «Комсомольской правды», преподаватель и журналист Владимир Владимирович Николаенко* сказал: «Ты, главное, найти какого-нибудь эксперта. Мнение 20-летней девочки о том, как можно экономить, никому не интересно». Делать было нечего — пришлось искать «осведомителя». Ведь покупки в «Пятерочке» — это такая узкопрофессиональная и сложная сфера, в которой без помощи со стороны журналисту никак не обойтись.
Экспертов нашлось сразу два — специалист по рекламе Ксения Юрьевна Менчикова* и работник одной торговой сети Светлана Александровна Кузнецова*. Они подошли к делу ответственно и прислали по две вордовских страницы с ответами на мои вопросы. Но вместо каких-то тайных, скрытых от простых смертных сведений о том, как работают различные акции и как они обманывают покупателей, я прочитала в них ровно то, о чем собиралась рассказывать сама.
В итоге общение с экспертами практически никак не повлияло на содержание статьи. Просто те же мысли были оформлены в виде цитат со ссылкой на «знающих людей». Но я более чем уверена, что пришли я Владимиру Владимировичу Николаенко материал без этих подписей, он бы его не принял.
Но ведь это чистой воды формализм, когда статья с одной и той же информацией считается хорошей при наличии ссылок и фамилий, а при их отсутствии — плохой. Хотя покупка продуктов — это не микрохирургия глаза и не квантовая физика, чтобы об этом могли рассуждать только профессора.
Акакий Акакиевич признаётся
Да, подписи в журналистских материалах обязательно нужны, и не абы какие, а максимально подробные. Еще на первом курсе нас учили, разговаривая с героем, просить представиться. Но до сих пор я и мои коллеги никак не можем к этому привыкнуть. Так мы подписали наших героев в статье о приюте для собак: Рома, Света, Полина…
Потом эта статья оказалась в руках Владимира Владимировича Николаенко, и он сказал: «Найдите героев, узнайте их фамилии. Нам же нужно людей идентифицировать. Без фамилии никак». Пришлось покопаться в сети и поспрашивать знакомых, чтобы узнать, что Рома и Света — Шустовы, Полина — Тарасова* и т. д. Но я, хоть убейте, совершенно не понимаю, зачем читателям нужны паспортные данные и почему без них материал бы не состоялся.
Пляска вокруг идентификации героев иногда доходит до абсурда. На тот же конкурс, где моя «журналистика» потерпела фиаско, Маргарита Коковихина* прислала свою статью о феминизме. И в ней рассказ жертвы домашнего насилия был подписан словами «рассказывает Елена (имя изменено)». Такое случается, когда поговорить с кем-то удалось, а открыть свое имя на публику человек не разрешил. Но даже тут подпись кажется настолько необходимой, что герою все равно дают имя, хотя в скобках поясняется, что оно не настоящее.
Я понимаю смысл так называемой атрибуции высказываний, если персонаж должен отвечать за сказанное. Например, когда о создании опорного вуза в Кировской области рассказывает его ректор Валентин Николаевич Пугач. При этом какого-нибудь бывшего зека Виктора, отказавшегося называть свое имя, журналист спокойно может назвать Акакием. Тогда в чем была принципиальная необходимость выяснять фамилии волонтеров?
Кстати, упомянутый выше Владимир Владимирович однажды сам допустил роковую ошибку. Одна моя одногруппница по фамилии Будина в социальной сети «ВКонтакте» записана как Котлячкова. Преподаватель не заподозрил подмены и, публикуя ее статью, указал ту фамилию, которая была у него перед глазами. И знаете, что самое интересное? От этого никто не умер.
Анонимное поколение
Причина всего этого мне видится в разнице мировоззрения. За повальную и максимально подробную атрибуцию выступают обычно люди старшего поколения, либо те, кто очень хорошо у них учился. Более молодым читателям и авторам, как правило, не так принципиально, какая у героя фамилия и была ли она озвучена.
И это понятно, ведь люди, которые с детства сидят в интернете, привыкли к анонимности. В аське, вконтакте, в онлайн-играх мы можем подписываться так, как захочется, и никому не придет в голову нас за это упрекать. Многие ежедневно проводят время за чтением анонимных историй из «Подслушано» и «Палаты №6» или смотрят видеоблоги на ютубе. В этой среде отсутствие имени или его подмена — обычное дело.
И я вижу некоторые плюсы даже в том, чтобы использовать как источник для материалов не «живых» героев, а интернет. Во-первых, это дает возможность охватить гораздо больший масштаб. Даже многочасовой уличный опрос никогда не даст столько информации, сколько можно найти в сети, не говоря уже об интервью с одним человеком. Во-вторых, анонимность — повод быть искренним. Редкая женщина, финансово зависящая от мужа и находящаяся в «кухонном рабстве», честно рассказала бы мне о своей жизни, да еще и паспорт показала. Спроси я одну, вторую — и получилось бы, что несчастных женщин у нас нет. Но стоит открыть паблик «щастьебытьженой» — и можно узнать огромное количество ужасных историй об отношении мужа к жене, ужасных прежде всего тем, что в реальности эти семьи производят впечатление нормальных. Ну, и в-третьих, интернет дает журналисту намного больше свободы. Согласитесь, что интервью или разговор «на равных» в анонимном пространстве — это совершенно разные вещи. И сдается мне, что именно во втором случае шанс увидеть человека «как он есть» гораздо выше.
Конечно, кто-то обязательно скажет, что интернет — источник ненадежный, достоверность анонимных историй никак не проверить, да и герой в онлайн-беседе может бессовестно врать. Но я всегда говорила и буду говорить, что интернет — лишь способ коммуникации, а пользуются им те же люди, что ходят вокруг нас по улицам. Если человек собирается вам соврать — факт личной встречи этому никак не помешает. Да и то, что история была рассказано лично, не подтверждает ее правдивости. Или, чтобы быть уверенной в честности своей героини, Маргарита Коковихина пригласила ее мужа и попросила продемонстрировать избиение? Не думаю.
* — как глупо смотрятся в тексте все эти ФИО, не правда ли?