8. Страх хранит, но и страх умерщвляет. Заглядываю за страх и вроде как должен разглядеть сохраненное, а нет, заглянул за страх и обнаруживаешь уже не человеческое, не живое, не ищущее, не страждущее, не желающее и рвущееся вперед, а сгусток переживаний по поводу былого бесстрашия, из породы незнания. Жаждущий охранять нечто, сначала откажись от охраны себя самого, жаждущий охранять должен жертвовать. Началом сохранения может быть только жертва.
9. Как у детей, не познанное и не познающее намеренно рождает творящую силу, а не умерщвляющую силу. Бубер называет это "сущностным актом" и указывает на ожидание его со стороны мира. Мир не ждет от нас осознанности акта творения, он ждет от нас ненамеренного познания. Мы становимся перед актом собственного осознанного умирания. Все настоящее настолько насколько я этого хочу, не более.
10. Я выражаю мир и значит созидаю его. Не познание есть акт созидающий, а выражающий. И я способен лишь к выражению Бога. Мы выражаем Бога лишь потому что есть из чего выбрать? Да. Это не безысходное, это такой наш выбор. Постоянный выбор. Но тянет нас к безысходности, потому что мы боимся ошибиться. Но Бога можно выбрать лишь при условии, что есть из чего выбирать. И как только ваш выбор определен, Бог ускользает. Как только вы вышли из мучений выбора — вы уже далеки от выражения мира и созидания его. Мы выражаем Бога в выборе, и даже не в разумной его части, а в части переживания возможности ошибки.
11. Происходит это как бы в виде сжатия перед пустотой бездны. Если я встал на мост ведущий через бездну без страха перед ней, если внутри меня не сжимается все этой пустотой бездны, то я лишаюсь способности выразить мир. Я стоящий на краю пропасти с захваченным духом бессилия перед бездной и я стоящий возле экрана телевизора, где люди рассказывают о своей охваченностью. Второй не рождает мир.
12. Все эта созидающая охваченность не имеет ни какого отношения к знанию. Знание — это просто договоренности языка. Не более. Язык чуть сдвинулся за возможной реальностью, за мифом. Но созидающего знания без охваченности нет. Идущий в ужас пустоты космонавт и следящий за ним за экраном обыватель — это про разные миры. И знания у экрана нет вообще. Картинка фантастического фильма и картинка реального полета в космос — это одно и тоже. И это про безысходности той массы, которая стоит за спиною охваченных и переживающих реальную бездну незнания. Мы тратим средства на картинку, которой нет и которая в нашем варианте такая же как и сказка рассказанная на ночь. Безысходность средств. Т.е. средство отталкивается только от Ты. И мира нет вне личной охваченности, а знания лишь договоренность и созидания здесь ни на ломанный грош. А все средства как холостой ход.
13. Есть лишь то, к чему я прилагают усилия в переживании выбора, но свершается оно при этом само. И знание здесь ни причем. Повторю. Знание — это лишь язык момента. А само оно совершается потому что оно и есть Бог. Моя охваченность рождает присутствие, как акт творения Бога? При этом Он Сам творит Себя.
14. Я всего лишь то что в этот момент, момент охваченности, уже случилось. Настоящие отказывает себе во времени.