Сегодня позвонил Витя и сказал, что его публично обвинили в краже посуды. Иногда нелепость обвинения настолько абсурдна, что ты готов плакать от бессилия. Как этому противостоять? Оправдываешься, значит виноват.
Впервые с несправедливым обвинением я столкнулась в пять лет, когда жила в украинском селе Пугачёвка (по-украински Пугачивка). Мы жили на самой окраине, на Лысой горе, с которой я любила сбегать до самого млына, то есть, до полуразрушенной мельницы у дороги. В детстве есть много занятий, достойных внимания ребенка: бегать, карабкаться, кричать, смеяться, скакать на одной ноге. Я была занята с утра до ночи. Отец крутил кино в соседних Старых Бабанах, мачеха на ферме доила коров с пяти утра – и я была предоставлена самой себе все бесконечно прекрасные летние дни. Хозяйства у нас не было, жили бедно, поэтому я слонялась по двору, гоняя единственную скотину - пса Серко.
Иногда в перерывах между своими важными занятиями я забегала во двор к одинокой бабушке по соседству: читала ей стихи, а она кормила меня варениками. Мы дружили. Но как-то в разгар нашей дружбы и знойного летнего дня у бабки пропало мыло. И наша дружба смылилась. Бабка собрала женсовет и, тыча в меня пальцем, вынесла вердикт: «Виновна». Хотя на пугачивском наречии это звучало: «Це ты вкрала, гадка дивка». Она меня не ругала, не наказывала, не била, бабуля она была добрая. Но мыло во времена советского дефицита было валютой. И вероломное разграбление мыльной заначки означало для нее конец веры в человека. Даже если этот человек – маленькая смышленая девочка-кацапка, которая шпарит стихи, как по писаному.
Я смутно помню сцену допроса: чужие женщины неведомого возраста наперебой стыдили меня и задавали один и тот же вопрос: «Ты навищо мыло вкрала?». Я отпиралась, как могла. Мыло мне в моей занятой жизни вообще было не нужно. Стирка не входила в мой список интересных дел. Да и мыться я особо не любила. Кто любит в деревне в пять лет мыться. А уж тем более стирать. Но тетки напирали – вкрала – и все тут. И тут смышленая девочка, припертая к забору, на местном наречии – к тыну, выдает догадку: «Та це мабудь ваше мыло мыши сгрызлы». Помню, как женский гогот понесся по Лысой горе. А моим папе Феде и мачехе Нине вечером рассказали, как я украла мыло и все свалила на мышей.
Еще какое-то время по нашей улице ходила история про мою мыльную оперу, а потом и забылось. Бабка эта вскоре умерла. Приехала дочка из Умани и после похорон раздала всем соседкам материнское добро. На куче бабкиного шмотья посреди двора красовались блестящие куски земляничного мыла, которое по справедливости разделили на всех ближайших соседок. Никто и не помнил, что я это мыло вкрала, что мыши его грызли – не догрызли. Никто не извинился передо мной за клевету, потому что ребенок – не человек.
Но эта история мне вспомнилась сегодня, когда обсуждали с Витей историю с посудой. Иногда как обвинят в какой-нибудь нелепости, так даже не знаешь, закрыть рот или сказать, что мыши сгрызли.
А вас обвиняли несправедливо? И в чем?