или история о человеческом неравнодушии
с противоположными знаками.
Кажется, никто толком не знал, откуда он появился.
Возле заброшенной церкви также сиротливо стояла скособоченная бревенчатая хибара, давно уже забывшая своих последних постоянных домочадцев. Служил этот ветхий домишко только временным пристанищем для случайных желающих уединиться. Кому, чтобы на троих «раздавить» забористых «полкило», кому не на интерес перекинуться в картишки, кому наскоро восхитить неприхотливую зазнобу.
И вдруг в нём появились жильцы – женщина неопределённого возраста с сыном-школьником.
Автор повествования почему-то пропустил завязку, самое начало событий. Но однажды и он услышал, что дворовая пацанва собирается идти к церкви поприкалываться над странным малым. Самую большую его странность многие видели в том, что на все подвохи он отвечал своим задирам просительно-извинительной фразой «кончи, мальчик». По этой причине его стали воспринимать почти как инопланетянина, моментально «приклеив» ему выразительную кликуху в виде его же любимого высказывания. Его «окрестили» Кончи-мальчиком. И чтобы лишний раз услышать это его чуднОе ответное «кончи, мальчик», наиболее активные абармоты старались как-то вывести его из себя – кто, подкравшись сзади, «наградит» легким пенделем, кто сбоку «причешет» бреющим подзатыльником, кто с переда сделает «саечку за испуг». Так этот сельский новичок вскоре стал дежурным объектом насмешек, а порой и прямых издевательств. Практически – изгоем, поугорать над которым чисто ради потехи находилось немало желающих. С тяжёлой руки наиболее активных и вредных шалопаев эта травля приобрела коллективный и системный характер. Сформировалось устойчивое негативное стадное чувство. И вот к этому процессу предложили присоединиться и автору данного рассказа.
Отрываться от коллектива по деревенским понятиям было не принято. Пошли, так пошли. Ему и самому поначалу было любопытно.
Наблюдать за издёвками над Кончи-мальчиком оказалось внутренне некомфортно. Уже начавшие формироваться у новоиспечённого зрителя этого плохого «цирка» общечеловеческие нравственные ценности не принимали такого отношения к себе подобному. Ему было откровенно жалко жертву всеобщего недоброго внимания. Что-то было в этом не то и не так, а что именно, он ещё не мог толком понять. На первый взгляд, вроде бы нормальный пацан. Ну, немножко с «затюканным», затравленным видом. Так это понятно, когда приходится сопротивляться такой возбуждённо-агрессивной ораве. Ну, использует такое необычное словосочетание, как «кончи, мальчик». Но и это само по себе не может и не должно вызывать такого неприятия и отторжения со стороны окружающих сверстников. Ну, мать у него непонятно кто и чем занимается и по внешнему виду напоминает неприкаянную попрошайку (в наше время сказали бы, бомжиху). Ну, живут они в этой холупе, которая вот-вот развалится. Так ведь пацан-то не виноват во всём этом. Более того, по логике, ему можно и нужно было бы посочувствовать, а, по возможности и помочь преодолеть нешуточные житейские невзгоды. Может быть, он сделал что-то такое разэтакое совсем из ряда вон выходящее, о чём новый участник очередного представления ещё не ведает? Но никто так и не мог конкретно сказать ему в этом смысле ничего внятного. Типа – просто чудной и поэтому всем интересно над ним потешаться.
В общем, эта новая коллективная «забава» ему совсем не понравилась и он не стал в ней активно участвовать, но и уйти тоже не решался. Хотелось во всё разобраться. Но ему и чего-то не хватало остановить эту вакханалию. Что-то мешало пристыдить и одёрнуть местное хорошо знакомое ему хулиганьё. Он всё ещё не был уверен, что Кончи-мальчик ни в чём основательно не провинился. А его сознание просто не допускало, что такая вопиющая несправедливость возможна по причине всего лишь чьей-то первой глупой шутки, неудачно поддержанной остальными и перешедшей затем в общую вредную, дикую, почти звериную привычку.
Спустя какое-то время об этой коллективной потехе дошёл слух и до старших пацанов, которые, как старшеклассники, уже жили несколько обособленной жизнью. Начинали ухаживать за девчонками. Увлекались какими-то более серьёзными темами, а не просто «гоняли собак» по улице только ради повышения «общей ЕРУНдиции».
И вот однажды у церкви появился один из этих старшеклассников, Колька.
Автор повествования уже не помнит, читал ли авторитетный для «сопляков» его возраста, более старший Колька нотации им о том, «что такое хорошо, а что такое плохо». Он хорошо запомнил другое.
Колька организовал установку на прилегавшей к церкви поляне теннисного стола и стал систематически приходить туда с ракетками и шариками, а соперником ставил напротив себя Кончи-мальчика. Толком играть в настольный теннис никто ещё не умел - все ещё только учились. Учился и сам Колька на пару с Кончи-мальчиком. Со временем теннисный мячик перестал падать на землю после каждых 2-3 ударов, начали проскакивать затяжные серии, игра стала получаться и захватывать. Появился спортивный азарт. Постепенно к этому новшеству стали приобщаться и все зеваки. Образовалась спортивная конкуренция, переросшая в настоящий теннисный турнир, в котором на равных участвовал и наш Кончи-мальчик. Он стал таким же членом новоиспечённой теннисной команды, как и все остальные. Стал своим среди своих, равным среди равных, объединённых одним, общим интересом. Кличка за ним, разумеется, сохранилась, но она уже не у кого не вызывала не отторжения, не агрессии. Воспринималась, как должное. Кличка и кличка. Мало ли они у кого какие и по каким, во многих случаях давно забытым, причинам?
Главное, что он перестал быть изгоем, объектом насмешек и издевательств. Выражаясь околонаучно, он вполне социализировался. А попросту - вошёл в общую колею.
С тех пор автор повествования, иногда вспоминая эту историю, задаётся вопросом – куда бы пошла-повернулась судьба Кончи-мальчика, если бы её так своевременно не пересёк Колька с настольным теннисом?
А ещё думает – побольше бы в этой жизни таких Колек, остро чувствующих чужую беду и способных бескорыстно и ненавязчиво подать руку помощи.