У нас во дворе живет бабуля, которая просит милостыню. Внутри двора она не просит никогда, только когда выходит на внешнюю сторону проспекта. И когда я ее вижу, я быстро пробегаю мимо, потому что боюсь, что остановит, задержит, притормозит бег жизни. К тому же, от нее жутко пахнет мочой. И я всегда пробегаю мимо не потому, что брезгую, а потому что гоню от себя мысль о подобном финали жизни. Говорила об этом с сыном, просила, если я начну в старости ссать в штаны, не позволять мне гулять вонючей. Заботиться обо мне до прогулки. Если я, конечно, буду в почтенном возрасте способна гулять. Сын эту бабулю как-то провожал до квартиры, долго с ней разговаривал. В общем, старуха эта в диалогах нашей семьи частенько фигурирует. Сын тоже, уставая на работе, не очень-то жаждет попасться ей на беседу и сопровождение, так как у работающего человека весь день мечта прийти домой, надеть тапки и играть, смотреть, тупить. Не у всех, но у большинства.
И вот недавно бегу с тренировку. Времени на то, чтобы переодеться, поесть и выйти на вечернюю культурную смену в клуб всего полтора часа, плюс получасовой запас на тупнячок. Ранее, когда я видала соседку, я в голове консервировала задачу – как-нибудь остановиться и поговорить, спросить, почему она попрошайничает, как так случилось в ее жизни, что вынуждена стоять на главной улице с протянутой рукой. У торопящегося человека всегда такая мысль: «Вот когда не буду спешить, точно поговорю, точно. А сегодня спешу, да, сегодня никак». Иногда и достать мелочь на подать тоже некогда или неловко. И бежишь такой, деньги есть, а подавать не хочется. Руку надо достать из рукавицы, порыться в карманах, добыть ледяные монеты и околевшими пальцами бросить в шапку или в пакет.
Одним словом, человек внутри себя автоматически за доли секунд умеет сформулировать десятки отмаз, почему он сделает это не сегодня. А я от бабушки уже отмазывалась сотни раз – ибо часто ее вижу. И вот иду по двору, а она на своем крылечке стоит и опасается ступить на ледяную землю, будто за пределами крыльца бушующий Северный Ледовитый океан, а она – одинокая маленькая нерпа посреди льдин. И так у меня сердце от этой картины защемило, что я импульсивно, не зная, чем это все может закончиться, подошла и поздоровалась.
Сделала шаг в неизвестность.
Бабуля с любопытством на меня посмотрела, на мой вопрос, чем ей помочь, она неуверенно предложила довести ее до магазина – кошке надо купить корма. Внутренне уже отругав себя за импульс, я взяла ее под руку, и мы начали движение. Голодными котами меня можно подбить и не на такое. Между нами говоря, я надеялась на короткий разговор, материальную помощь и быстрое прощание. Хотела откупиться, почувствовать себя хорошей, но быстрого добра не вышло. Бабуля чертовски медленно ходит, да еще по свежескованному льду. Я мысленно посчитала скорость, время, расстояние, поняла, что ни отдохнуть, ни потупить уже не судьба, лишь бы не опоздать к вечерним делам. И отдалась потоку.
За те 20 минут, что мы шли от моего дома до гипермаркета «Макси», я узнала, что живет она с внуком. Фак, думаю я, внук, **** ты бабушке гигиену не можешь навести. Дальше-больше, дочка у нее живет в благополучной европейской стране, давно и успешно замужем. Думаю, фак, дочь, **** ты мать не увезла в Европы. Бабуля говорит, звала не раз. Не хочу. Здесь муж похоронен. Здесь кошка. Здесь мое прошлое. Пока шли, обо всем успели поболтать. У моей собеседницы здравый ум, чувство юмора, бодрый молодой голос. Если бы не стойкий запах мочи, потом на неделю прицепившийся к моему рукаву пальто, то ее вполне можно назвать приятной собеседницей.
В общем, доковыляли мы до Макси. И я думаю, а как же она обратно? Времени жалко жутко. Я же конь, который вечно бьет копытом. Одна встреча не закончилась, а я уже мысленно скачу на следующую. Но уже понимаю, это ловушка. И вести мне бабулю обратно к ее спасительному крыльцу тем же 20-минутным путем. Я уже сроднилась с ее рукой, привыкла к запаху, что уж торопиться. И она мне извиняющимся голосом говорит: подожди меня, Наташа, я быстро, только кошке еды куплю – и обратно.
Ну я и стала ждать. Пока бабушка каталась с тележкой по магазину, я успела сделать много звонков, поговорить с теми, с кем давно собиралась, но времени не хватало. А тут вынужденное ожидание помогло закрыть несколько аудио-долгов. Спустя минут 15-20, когда уже было пора поджидать бабулю на кассе, я стала искать ее глазами, чтобы не пропустить, и меня ждал сюрприз. Мой божий одуванчик, моя подшефная, предмет моей жалости и сопереживания выкладывала на ленту перед кассиром 4 пакетика кошачьего корма и две бутылки водки.
Ах ты ж сучка ссаная – это было первое, что пронеслось в голове. Второе уже звучало поинтеллигентней, но не менее экспрессивно. Тут мне стало так жалко своего времени, своей обманутой доверчивой натуры. Какая же я наивная, как мною можно манипулировать. Дура. Толстая сентиментальная дура. Попалась на крючок к старой алкоголичке, которой некого было послать за бухлом и которая решила свою проблему с моей помощью. Злая, поджидаю возвращения пьющей лицемерки.
Но она снова удивляет меня: достает из кармана две недорогих шоколадки.
- Это твоим деточкам.
Фак. Я снова таю. Ну как можно сердится на это одинокую пьющую мадам, у которой старая кошка, неблагодарный внук и хорошо устроенная заграницей дочь. Муж умер. А дальше у каждой женщины начинается новый виток биографии. Кто расцветаем, кто меняет стиль жизни или место жительства, кто скатывается или проспиртовывается. Да, в конце концов, кто я такая, чтобы судить. Что привело ее к тому образу жизни, который она ведет, благоухая не розами, я не знаю. Какой слом внутри, какой сдвиг тектонической породы в сердце прогремел, прежде чем она забухала и перестала следить за собой – мне уже и не узнать. Может она и сама забыла первопричину, первый шаг, толчок в ссаное никуда.
Я снова не сердилась на нее. И мы топали десять шагов в минуту еще целых полчаса – она шла медленнее, боясь уронить то, что внутри и то, что думала она, я не знаю. Довела я ее до места, где взяла, попрощалась, как с доброй подругой и уже без злости вернулась домой.
Несмотря на то, что меня обманули, у меня было теплое ощущение внутри. Я представила, как старая кошка трется об ноги своей кормилицы, как, отдышавшись и поправив седые лохмы до плеч, она открывает водку и наливает первую стопку, опрокидывая ее для сугреву. И у меня будто самой тепленькая по венам пошла. Я не сердилась. Я думала, может у бабули есть собутыльники, такие же одинокие, воздуха не озонирующие ровесники, которые успевают набраться, пока внук не пришел с работы и не разогнал шарашку. А может они с внуком пьют. В любом случае, бабушка не выглядела алкашкой. Она выглядела одинокой. И если кто-то приходит на ее алкогольный огонек, чтобы скрасить одинокие вечера, то так тому и быть.
Когда я вошла в свой дом и покормила своих голодных котов, я налила себе теплой воды, тоже пустила тепленькую по венам и улыбнулась. Каждый живет так, как сложилось. Есть в нем силы – сопротивляется и живет по задуманному. Нет сил – проживает жизнь по какому-то чужому сценарию. И если он находит в этом смысл и какое-то очарование, то ничья доброта и чужое намерение не изменят хода событий. Дать человеку свободу жить своей жизнью, иногда подставляя руку помощи – такая будничная философия без морали и далеко идущих выводов. Живи и помогай жить другим. Если они еще живы и хотят пожить немного еще.