1. Исход мысли в согласие. Мысль не строит ничего, она просто подводит к тому, что мы отказываемся. Рацио никогда не рождала рационального. Даже инженерное и работающее всего навсего согласие. Не более. Мы за сплетениями чертежей прячем это согласие. Нам кажется, что это апофеоз рационального, высшее рациональное, а оно никакое не высшее. Оно просто согласие, которое обозначилось начало того, что мы заключаем в слово "функционирует". Но совершенства там ни на грош. Мысли сплелись и повязали нас, повязали совершенное и лишили совершенное полета. Рациональное все время стоит перед вечностью совершенного обретая лишь функциональное согласие.
2. Случайность без присутствия рассудка. Еще одно. Мы верим в то, что так где-то в конце есть свершение, и что рассудок вел нас к свершению. Но свершение - это случайность и оно связано с рассудком лишь на малую долю. При этом рассудок всплывал и тут же соскальзывал. Это как мерцание. Любой заговор - это мерцание. И свершившееся лишь потом заковывается в миф о логике, о рассудке стоящем в основании свершившегося. Это как щелчок пальцами. Все сплеталось, строилось, а щелчок произошел сам по себе, лишь потому что конструкция наших пальцев случайно слилась в щелчок, который мы смогли услышать и переживание сообщило нам что-то об этом. Разумного здесь немного. Вас когда-нибудь учили свистеть, если следовать разумному, вы не засвистите, тут случайное и переживаемое играет большую роль.
3. В основе любого порядка есть три вещи: 1) запрет, 2) добродетели, и 3) созерцание (Палам говорит молитва). При этом любая из этих вещей сама по себе пагубна для порядка, разрушительная. Только в купе они могут рождать порядок, а иначе нечто долгое, долгоиграющее, способное долго сосуществовать и перетекать в другое, отдавая часть себя следующему. Порядок - это не статичное, как нам часто кажется. Порядок - это лишь ощущение запрета, как сковывающего влекущую все добродетель и уравновешенное созерцанием. Порядок - это лодка, которую несет по бурной реке добродетели, где мы лишь отвечаем за равновесие только созерцанием и своим присутствием. Если с запретами и созерцанием как присутствием более менее понятно, то с добродетелями очень плохо. Какой был перечень не создавали, все сходится в формулу, что для одного добро, для другого зло. Добродетель - добро содеянное. Здесь все же главное содеянность, а добро как оценочное. То за что мы собственно и отвечаем ежесекундными метаниями. Это как ловушка в которой к какому бы добру ты не рванул, все оказываешься в области содеянного зла. Здесь победа над собой, как факт содеянного добра. Как факт перелома. Перелом себя как содеянное добро.
4. Как выглядит перелом себя. Самое сложное идти через "как?". Отрешись! Получается вопрос "как?", но только через отрешенность. Палама приводит слова и как бы отсекает "своей мудростью мир не познал Бога". Потому что своя мудрость к "как" приходит много позже. Сначала мы идем куда-то, а потом понимаем, что цель прихода только через "как". А наука - это именно в области "как". Наука - это инструмент духовной цели. Но мораль тоже про "как"? Где же там водораздел? Палама склоняется в область отнести мораль к намерениям, которые "знания склоняют". Знания склоняют мораль или мораль склоняет науку? Что мы выталкиваем в область сакрального, а что следует за этим? Это тоже область мерцания, все сообразуется с целью.
5. Наука бесцельна! Наука безвечна. Нам понятен прикладной характер науки, т.е. наука только в связи с целью. Нам не понятен прикладной характер церкви. Наука безвечна и прикладная. Церковь вечна и ни в коем случае не прикладная. Прикладной характер церкви - это смерть духовного подвига церкви. Как только науку удается куда-то приладить, мы в восторге. Как только церковь куда-то прилаживается, то ли к экономике, то ли к политике, то ли к науке, то вера растворяется, церковь как союз верующих рушится. Но прикладной характер науки вызывает восторг от тех, к кому мы прикладываем, к экономике, к политике, быту, но если мы прикладывает науку к науке, прикладное выскальзывает. Веет верой и вечностью. Прикладное рождает науку, но прикладное-же не позволяет науке двигаться вперед.
6. Цель рекрутирует дух. Только прикладное способно возбудить желание, которое может нас втащить в веру, может втащить в научное. Тогда получается, что и в науке и вере цель - это лишь временное, это лишь проходящее. Это условие захода в вечное. Это как язычество для веры. В вере нельзя оставаться в языческой культуре вхождения. Нельзя быть вечно юным. Так же и к науке нельзя подходить по языческий. Дилетантизм в научном когда-либо все равно придется покинуть. А если этого не случится, значит не случится науки.
7. Наука как и вера в жертве. Жертва как сверка Бога и человека. Какая жертва такой и Бог, а значит такой и человек пришедший на сверку. Если принесена жертва Бога нами, то принесена нам. От сакрального не сбежать и в науке. Видимо вера в божественность науки - это тоже наше испытание, которое мы можем не пройти. Но можно что-то сделать с жертвой, как в переходе от язычества, к единобожию, где мерило подход к жертве и прежде всего к себе как к жертве. Именно жертва примиряет веру до и веру после. Так же как и отношение к жертве примирит веру в науке. Повторюсь. Если принесена жертва Бога нами, то принесена нам. Может надо отказаться от жертвы? А может надо просто поменять взгляд на жертву? Жертва должна перестать быть жертвой? Не знаю.