– Здравствуйте вы тоже участкового ждете? – заглядывает в маленький кабинет на первом этаже мужичок лет 60 на вид, с очевидными признаками бедности, одиночества и растерянности в одежде, фигуре и выражении лица.
– Нет, – отвечаю я. Не его дело, кого я жду. – Но вы заходите.
– А, это вы участковый? – лицо мужичка озаряет улыбка.
- Нет не я, просто зайдите и садитесь.
– Как же я могу так зайти и сесть… – смущается посетитель.
– Да вот так. Просто. Почему бы и нет? – Не решив, чего больше он во мне вызывает – раздражения или любопытства, – я утыкаюсь в книгу.
Мужичок садится. Помятый, трезвый, смущенный. В руках матерчатая потертая сумка.
– Вы в милиции работаете? – спрашивает меня.
- Нет.
– А я работал. Давно еще при Советском Союзе. И дочь моя пошла теперь учиться на следователя. В академию, но в какую – не помню. Учится и работает где-то. Где – не знаю. Она со мной не живет, и мы редко общаемся.
– Одобряете выбор дочери? – это автоматически вылетело, больше для поддержания разговора.
– Видите ли, – отвечает, – Моя жена – известная балерина, и дочь сначала подавала большие надежды в балете, а потом набрала вес и рост сильно, и уже примой быть не могла, и тогда решила пойти в милицию. Как же не одобрять. Ее выбор. Вы любите балет? «Жизель»?
– Я равнодушна к балету.
– Ну что вы, это мой любимый балет, я его знаю весь, знаю кто в какой момент голову куда повернет.
Заходит участковый. Смотрит на нас, спрашивает: Что у вас?
– Криминалиста жду, – отвечаю, – а вот мужчина к вам.
– Что у вас? – спрашивает участковый моего собеседника.
– Меня опустили
– Опустили? Куда? – Не понял участковый.
– Нет. Ну, как это говорится. Изнасиловали.
Возникает пронзительная пауза.
Подождите, – говорит участковый и уходит.
- Фигассе, – вырывается у меня. – Чего только не случается.
– Да, – мужичок поворачивается уже ко мне в его голосе звучит некоторая обида. – Почему вы думаете, что если насилуют женщин, то не могут и мужчину изнасиловать?
– Ну почему же нет, могут.
Мужичок замолкает, я оглядываю его пристальнее, и замечаю, что он вспотел, точнее какая-то часть его головы сильно вспотела.
– Вы знаете, – задумчиво говорит он, – а моя дочь, она ведь и тут может работать. В этом здании. Она такая серьезная дама. Как она с этими балеринами вообще язык находит, со своими подружками? Такая серьезная, я сам ее боюсь. Вот выйдет замуж – попадет кому-то.
Представляя себе это, он смеется. Потом осекается.
– Вообще она мне запретила про нее говорить.
– Так не говорите, раз запрещает. – предлагаю ему. Мне интереснее узнать больше про преступление, в котором он оказался потерпевшим.– Честно, не могу поверить, что у нас так насилуют средь бела дня. Где это было?
– Там, на объекте. Подошел один охранник, потом другой. Их курируют милиционеры ваши. И я вроде к одному обращаюсь за помощью, а он говорит, что не будет вмешиваться, говорит: хочешь, вызывай патруль или иди пиши заявление.
– Я вам сочувствую.
– Да ничего страшного. С кем не бывает. Лишь бы ничем не заразили.
Мужичка уводит дознаватель, и я теряю его из виду, но потом он появляется в том же кабинете с пустыми незаполненными бланками заявления о преступлении.
– Почему вы их не заполнили? – спрашиваю. – Они у вас пустые
– Да. Я жду, когда мне помогут. Важно разобраться, чего я тут должен требовать. Что мне на самом деле надо.
– Ну наверно вам надо привлечь насильников к уголовной ответственности, – предполагаю я;
– Нет, – вдруг говорит мужичок. – Я хочу, чтобы они извинились.
Я не нахожу что ответить.
– Это я так сюда пришел, для формальности заявление написать, – понижая голос до шепота поясняет мужичок. – чтобы потом не говорили, что я по закону не пошел. А ведь потом с этими же людьми может что-то случиться. Вот у меня знакомые разные есть, еще с милиции, и этим людям могут как –нибудь и по голове настучать. Как вы думаете?
– Всякое может случиться
– Ну вот. А я в это время буду смотреть балет в Большом театре. Так что если потом будут узнавать и спрашивать – я был на балете. Буду смотреть «Жизель». Жаль вы ее не любите, я бы вас пригласил.