Пять дней я осаждала Владимирский централ, самую жестокую тюрьму России. Именно тюрьму, как вид исправительного учреждения.
Почти два месяца назад, с 18 по 20 июля 2017, когда привезли в тюрьму заключённого Сулаквелидзе, начальник "крытки" Алексей Климов решил, что он круче Конституции России и Закона, что он здесь Царь и Бог, не пустив меня к моему подзащитному, которого я сопровождаю по всей России около пяти лет.
Владимирской прокуратурой по надзору были признаны обоснованными мои жалобы и начальнику управления ФСИН России по Владимирской области Виноградову надзирающий прокурор внес очередное представление.
Прибыв во вторник, 12 сентября 2017 к заключённому меня пустили. Однако, поразило, что с нами на встрече, как и с адвокатами, сидит сотрудник и записывает все, слово в слово, о чем мы говорим.
Заключенный выглядел плохо, говорил с трудом, я знала, что его избивали, о чем писала в его защиту куда только можно…
Мой доверитель попросил меня написать от его имени заявление о выдачи ему его вещей, но ему не дали его даже подписать. Пришлось передавать через канцелярию, хотя вряд ли его ему отдадут. Он не смог просидеть более 2-х часов, хотя раньше мы всегда общались по 4 часа, и мне пришлось уйти. Я увидела, что он еле ходит..
На следующий день к своему подзащитному я не попала, как будто бы некому было подписать моё заявление. Время ожидания я использовала для написания всяческих запросов и жалоб в прокуратуру, для этого я предварительно запаслась ноутбуком и удлинителем, розетка была под потолком. На приём к начальнику согласно графика в тот день я не попала, но заместитель этого "удивительного" начальника по кадрам и воспитательной работе приём провёл на высоком уровне, под запись)
14 сентября 2017 было ещё интереснее. Меня и других прибывших адвокатов сотрудница на КПП не пускала даже в штаб. Типа идут режимные мероприятия. Понятно, что ей так приказали. Замечу, что очередь здесь прибывшие адвокаты и защитники занимают с 6 утра, я тоже не была исключением, все таки долг был превыше собственных желаний, но это даже закаляет.
Только в 14-00, после многочисленных звонков в управление и прокуратуру, а потом и в Москву исполнительному директору Фонда "В защиту прав заключённых" Льву Пономарёву меня и двух адвокатов запустили в штаб, чтобы подать требование. Итог, я снова к заключенному не попала, истекло рабочее время.
Вчера Алексей Климов решил, видимо, что сильно наглеть не надо. Мне удалось встретиться с моим подопечным, но на час до обеда и на час после обеда. С нами сидел все тот же сотрудник, теперь уже в наушниках и с неизменным блокнотом, стараясь успеть записать все. Я прозвала его стенографистом. Бумагу и ручку передать заключённому не разрешили. Также ему не разрешили взять с собой из камеры записи на его родном грузинском языке, куда он записал вопросы, которые надо было обсудить. Таким образом его упорно заставляют "совершенствовать" знания русского, которым он плохо владеет.
Мы многое не успевали сделать, да и при сотруднике было невозможно обсуждать ничего по делу, о состоянии здоровья и диагнозах совсем невозможно было говорить. Приходилось общаться знаками, глазами, губами. Из чего я поняла, что его несколько раз били сотрудники и отбили ему почки, что несколько дней моча была с кровью. Вид у него и правда был болезненный, движения ему давались с трудом, хотя в сравнении с первым днём он выглядел и ходил гораздо лучше и уже даже немного шутил. Стенографист сказал, что это со мной он успокоился).
На выходе встретила начальника тюрьмы и сообщила ему о своём намерении прийти в субботу, на что Климов ответил, что по субботам проводятся только краткосрочные свидания, а со мной сидеть будет некому, ну и вообщем до них законы еще не доехали. Видимо стенографиста не будет, --заметила я. Действительно, как защитник сегодня, в субботу, в тюрьму я не попала. Но мне предложили пройти на свидание как родственнику, конечно же я отказалась. Позвонила дежурному прокурору и подала жалобу. Буду пробивать эту брешь, надеюсь получится. Вода камень точит, в этом я убеждена. Зато побеседовала с родственниками, обменялись информацией.
Вывод - все знают, что тут, в исправительных учреждениях творится, какой беспредел, но никто из них не верит, что систему можно изменить. А я думаю, что сообща можно, но на это может уйти годы. Я готова, жаль, что во Владимирской области нет правозащитников.