3.
БОЛЬШОЙ поэт самолюбив и самодостаточен. Начинающий – самолюбив трижды, только вынужден сие скрывать. Потому, о чём бы ни писал, пишет исключительно о себе. Именно в первые годы, в начальных текстах, обнаруживаются подспудные амбиции и комплексы, именно тогда он и набрасывает, если удастся – выписывает, словесный автопортрет, черты и проговоры которого для опытного внимательного глаза – константы, определяющие судьбу поэта.
Оба наших автопортрета на фоне альбомов, безусловно, интересны. И очень индивидуальны. Замкнутость на себя, которая превалирует в текстах (особенно стихотворца), позволяет почти безошибочно выстраивать конструкции критического анализа – материала достаточно. Но если логика написания автопортрета поэтессой привычна и в истории поэзии многажды повторялась, то сочинитель несколько удивляет своей (как бы это помягче выразиться) эгоцентричностью. Словно не было полвека прошлой жизни, детства в огромном городе, родителей, школьных друзей, нет воспоминаний о летних каникулах, армейской службе и последующей жизни. Все эти – обычные, почти обязательные – темы отсутствуют в книге стихов Леонида Маркелова. Он сконцентрирован исключительно на теперешнем своём положении и состоянии.
Любопытна его, очень знакомая мне, попытка описать иное внешнее, чем только т. н. дворцы и памятники, – времена года от осени до осени, что очень характерно для известных в прошлом и ныне марийских поэтов. Будучи учениками средних классов школы, вот такие стишки слали они в пионерскую республиканскую газету «Ямде лий!» («Будь готов!»). Та же скороговорка, ходячие – всеми уже использованные, без единой индивидуальной находки – выцветшие донельзя образы. Стихотворение так и называется – «Времена года». Жаль, Леонид не знает марийского языка. Не то посоветовал бы прочесть на досуге два очень хороших лирических цикла поэтов Юрия Чавайна (сын классика С. Г. Чавайна, в 1965 году покончивший с собой выстрелом из охотничьего ружья) и Геннадия Сабанцева (редактор радио ГТРК «Марий Эл»). «Двенадцать месяцев» первого автора – это лирическое описание разновременной природы её подлинным знатоком. Геннадий же описал поэтический круг от весны до весны как историю судьбоносной любви к женщине. Проникновенно и убедительно. Словом, учиться-то всегда есть у кого.
АЛЕКСАНДРА говорит, что сейчас, по её утверждению – уже давно, она живёт поэзией Бродского. Я насторожился: о, сколько начинающих поэтов, как в густом лесу, заблудилось в стихах Иосифа и навсегда там осталось! Бродсковедение теперь уступает только пушкиноведению, а самого поэта всё настойчивее ставят на одну доску с Александром Сергеевичем. И я люблю, ещё больше – ценю, поэзию Бродского. Смею думать, знаю и понимаю её. Некоторым кажется, что иногда пишу в тон нобелевскому лауреату. Это не так. И никому не советую пытаться стать похожим на него.
Потому внимательно искал в стихах Лошаковой признаки подражательства... Ничего пугающего, к счастью, не обнаружил. С тем, что отдалённо или даже близко напоминает мэтра, с тем она легко или расстанется, или трансформируется в иные, свои поэтические пределы. Я, со своим музыкальным слухом, хорошо вслушивался в индивидуально-интонационное чтение Иосифом Александровичем своих стихов. Наедине с собой иногда читаю его вслух, пытаясь подражать.
Именно так, к примеру, мне захотелось прочесть вот это сашино стихотворение:
Да. Тепло и трепещет. И мы на закате где-то.
И как будто бы всё, но осталось успеть одно –
В дом, когда попадает не так уж и много света,
Но сирень зато лезет ветками прямо в окно...
Сидел и думал над уютным стихотворением на последней странице альбома «Приветер»:
Мальчики слушают Стива Вая,
Одновременно решив вдруг:
Мальчикам лень покидать трамвая –
Можно проехать ещё круг.
Так неохота дождя и града,
Мокрого снега по головам,
Им не особо куда-то надо,
Им же и так хорошо, а вам?
Дело не в том, что в причёске просинь,
Просто там каждый – он всем друг.
Девочки ждут остановку «осень»,
Мальчики едут ещё круг.
По некоторым признакам (Стив Вай; им не особо куда-то надо; в причёске просинь) это о школьниках. Вероятно, об одноклассниках (там каждый – он всем друг). Но в Йошкар-Оле нет трамвая! Фантазия девочки, которая хочет вместо троллейбуса более романтичный, да и более дешёвый, трамвай? Неважно – главное, что плотно написано, хорошо. Собравшись лет через двадцать в своё «19 октября», ребята с удовольствием будут это читать, перекатывая звуки во рту, словно виноградины (как у Евтушенко – правда, уже по взрослому поводу – в моём любимом стихотворении «Благодарность»).