Когда мы начнем тщательнейшим образом изучать в России каждый аршин земли во всех отношениях
Смена властелина или реформа учреждений в государстве, где дух рабства вкоренился, не принесет свободы. Залогом свободы служит характер отдельных лиц. Англичане свободны не только благодаря тем учреждениям, которые так тщательно были привиты к этой нации, но и потому, что каждый член общества проникнут понятием о свободе.
Человек самый незаметный, самый не бросающийся в глаза, подавая пример труда, умеренности и честности своих стремлений, оказывает влияние на развитие благосостояния своей страны, потому что его жизнь и характер переходят бессознательно в жизнь других людей и служит образцом на будущее время.
Путешественники, наблюдавшие англичанина, бывают поражены удивительным развитием обособления, индивидуализации каждого англичанина и его необыкновенной личной уверенностью и энергией, не тратящейся на совершенствование учреждений, но обеспечивающую повсюду и всегда свободу слова, дела и мысли.
В этой-то энергии каждого лица в отдельности и в примере, повсюду распространенном, получает англичанин свое лучшее практическое воспитание. Воспитание обыденное, дома, в лавках, на улице, в мастерской, за плугом, на фабриках и вообще во всех центрах общественной деятельности, несравненно выше и полезнее для жизни. Это-то воспитание вырабатывает из англичанина трудящегося и свободного человека. Этим путем воспитания формируются действительные члены общества. Все достоинство общественного воспитания, которое с малолетства приучает англичанина употреблять в дело свою силу и свободу, вступать в союз между собою, сопротивляться всему, ничему не удивляться, ничего не бояться и предохранять себя собственными силами от всех случайностей жизни. Энергия труда – лучшая из школ, в которых в учащемся воспитывается способность приносить пользу, где развивается дух независимости и приобретается привычка преследовать свою цель.
Прогресс в развитии человечества совершается гораздо более помощью труда, нежели помощью книг. Труд, жизнь и личные свойства людей более способствуют движению и освежению человечества, чем литература и наука и примеры, черпаемые из жизнеописаний великих людей.
Всякое возвышение какой-либо личности над уровнем масс необходимо сопряжено с энергией и неутомимым трудом.
Различия в уме у людей зависят не столько от слишком сильного неравенства в природном распределении умственных способностей, сколько от более или менее раннего развития этой способности сосредотачиваться.
Человек, желающий работать, найдет случай к приобретению опытности повсюду, где бы ни приходилось ему подвизаться в жизни.
Каждому должно, прежде всего, заботиться о развитии в себе способности к труду. Обладая этой способностью, дальнейший жизненный человека путь становится сравнительно более легким.
Истинный ум в том и проявляется, что чем более у человека знаний, тем в нем менее высокомерия.
Не случай помогает человеку в жизни, а твердое намерение и постоянное упражнение. Они делают человека способным пользоваться случаями и обращать их в свою пользу.
ДАРОВАНИЕ ДАЕТСЯ ПРИРОДОЙ, НО СОВЕРШЕНСТВУЕТСЯ САМООБРАЗОВАНИЕМ, КОТОРОЕ ГОРАЗДО ВАЖНЕЕ ВОСПИТАНИЯ, ПОЛУЧАЕМОГО В ШКОЛАХ.
Самая строгая дисциплина и обучение по академическим методам не сделают из человека художника, если он сам не примет живого участия в труде. Подобно всякому высокообразованному и развитому человеку, он должен главным образом сам себя воспитать.
Практический труд, благоразумно направленный, никогда не останется без успеха. Он подвигает человека вперед, возвышает его, обнаруживает его индивидуальный характер и служит могущественным стимулом деятельности других. Не все могут подняться одинаково высоко, но каждый, вообще, может возвыситься соразмерно своим заслугам. Так писал Самуил Смальс.
А вот что писал Василий Прокофьевич Вахтеров:
«Открытия и изобретения обыкновенно делаются в среде двух категорий ученых:
- Либо любителями, стоящими вне всяких учреждений и цехов, не связанных ни дипломами, ни учеными степенями, ни чинами, ни государственной службой.
- Либо цеховыми учеными, членами Академии Наук, преподавателями высших учебных заведений и прочими.
Еще Лейбниц, ставивший науку выше всего в мире, требовал для успешной научной деятельности правильной организации.
Эта организация существует только для второй категории ученых – для профессоров и членов Академии Наук. Но и в этой организации есть крупные недостатки.
Цеховые ученые не только производят исследования, но и преподают, а преподавательские обязанности отнимают у них много времени и сил от занятий наукой.
Обыкновенно профессор получает свое содержание не за научные исследования, а за преподавание.
При этом далеко не всегда хороший исследователь или изобретатель является в то же время хорошим преподавателем и наоборот.
Казалось бы, эти две функции, требующие различных способностей, должны быть разделены.
Казалось бы, государство должно оплачивать особо, как труд профессора, так и труд исследователя ex officio и последнее занятие отнюдь не считать и не оплачивать ниже преподавательских занятий.
Есть и еще один недостаток в этой организации.
Цеховые ученые, утверждаемые в своих должностях правительством, получающие от него жалованье, чины, повышения и награды, иногда прислушиваются к веяниям свыше и потому не находят в себе мужество высказать свои убеждения, если последние идут в разрез с течениями господствующими в правительственных сферах, от которых зависит ученая карьера.
Встречались ученые ex officio, которые под давлением бюрократии писали и читали лишь то, что требовало пославшее их ведомство и лишь в том, иногда очень определенном направлении, в каком этого хотели их сановные покровители.
Наука и профессура в таких случаях являлась чем-то вроде официозной газеты, существующей на субсидию ведомства.
И мы легко поймем, например СПИНОЗУ, мотивировавшего свой отказ от предложенной ему профессуры в следующих выражениях:
1. Во-первых, я думаю, что обучение юношества воспрепятствовало бы моим дальнейшим философским занятиям.
2. Во-вторых, я не знаю в каких пределах должна заключаться предоставляемая мне свобода философствования, чтобы не вызвать подозрения в посягательстве на государственную религию.
Не откажись СПИНОЗА от этого предложения, он, вероятно, не высказался бы в своих произведениях со всей их полнотой и, кроме того, мы не имели бы в нем политического бойца и публициста, выступавшего со страстной защитой свободы слова и науки.
Научные исследования предполагают и литературную обработку полученных результатов.
Нередко среди ученых встречаются высокие литературные дарования, позволяющие им быть хорошими популяризаторами науки, но иногда эти дарования не совпадают в одном лице с дарованиями преподавателя. И в таких случаях, казалось бы, полезнее было освободить таких ученых от обязанностей профессора, признав, что его ученая и литературная деятельность не менее полезна для страны, чем преподавательская.
Таковы недостатки в организации научной деятельности ex officio.
Но в существующей организации цеховой науки есть и достоинства: предполагается правильный выбор лиц, допускаемых к исполнению профессорских обязанностей: экзамены и защита диссертаций.
К сожалению, несмотря на строгость экзаменов, нередко проходят в цеховые ученые лица вроде профессора, выведенного Антоном Павловичем Чеховым в «ДЯДЕ ВАНЕ».
(Сегодня число таких «ученых» превышает все допустимые нормы).
Быть может, это происходит от того, что экзамены рассчитаны не на самые важные способности испытуемых, а главным образом на память.
Но если организация цеховой науки ex officio нуждается только в исправлениях, то вольная наука совсем не организована и особенно у нас в России.
Любители-исследователи и изобретатели не могут рассчитывать у нас на помощь какой бы то ни было организации, кроме разве двух-трех частных обществ, еле влачащих свое существование.
Больше того: к любителям-исследователям и изобретателям в некоторых цеховых кружках УСТАНОВИЛОСЬ ПРЕЗРИТЕЛЬНОЕ ОТНОШЕНИЕ.
А, между тем, история науки показывает, что любители внесли в науку и технику едва ли не наиболее ценные открытия.
Любителем науки был такой универсальный гений как ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ.
Отец современной астрономии, автор гелиоцентрической системы, инициатор целого движения, выходящего за пределы астрономии, КОПЕРНИК не был ни профессором, ни академиком, а просто любителем науки. Его обеспечивали доходы по должности каноника, а биографы характеризуют его как человека, который больше всего на свете любил науку и стремился к истине, но был равнодушен к дипломам, почестям и внешним отличиям.
ДЖОН ЛОКК, который, по словам Даламбера, создал экспериментальную физику души, подобно тому, как НЬЮТОН физику, был типичнейшим вольным любителем науки, всю свою жизнь провел в чужих домах и отдавался науке по влечению своего сердца, отнюдь не делая карьеры, а имея в виду только истину и благо людей.
НЕДАРОМ ЛОКК ПОРАЖАЛ ВСЕХ СВОЕЙ ПРОСТОТОЙ, ОТСУТСТВИЕМ ЗАВИСТИ И ЧЕСТОЛЮБИЯ.
Такие люди, когда поиски истины ставят их в положение враждебное правительству, не боятся идти в разрез с господствующими взглядами.
Они готовы подвергнуться преследованию, но все же будут говорить и писать свое, руководствуясь только своими убеждениями и пользой народа.
К этой же категории следует отнести и творца дифференциального исчисления, философа ЛЕЙБНИЦА, который сам отказался от предложения остаться при университете.
Энциклопедист ДЕНИ ДИДРО, человек феноменального ума, необычайной работоспособности и такой всепожирающей любознательности, что современники называли его всезнающим, в начале своей литературной карьеры был типичнейшим представителем богемы, знал нищету, холод и голод, далеко не всегда находил сносный заработок. То обстоятельство, что он не был ученым по профессии, позволило ему печатно высказывать смелые мысли, за которые он был заключен в тюрьму.
Сюда можно было бы отнести и самого оригинального мыслителя XIX века, замалчиваемого при своей жизни цеховыми учеными, АРТУРА ШОПЕНГАУЭРА, которого величайший из русских писателей Лев Николаевич Толстой считал гениальнейшим из людей.
К числу вольных любителей науки принадлежат и НЬЮТОН и ДАРВИН, разрешивший величайший вопрос о происхождении органического мира, оставивший глубочайшие следы в науке и в философии.
Знаменитый усовершенствователь паровой машины Д.УАТТ точно так же не принадлежал к цеху ученых и даже никогда не проходил специальных курсов, хотя много читал и тщательно занимался своим образованием.
Сюда же мы должны отнести и главного изобретателя железных дорог Д. СТЕФЕНСОНА, начавшего свою карьеру в качестве простого рабочего.
Изобретатель телеграфа МОРЗЕ был художником.
Если наши русские условия тяжелы для цеховой науки, то они совершенно невозможны для вольных любителей науки. Тем не менее, несмотря на все препятствия, мы встречали и у нас таких не цеховых деятелей.
Можно указать, например, на украинского философа ГРИГОРИЯ СКОВОРОДУ, сына простого казака, дважды пытавшегося быть учителем, но каждый раз увольняемого за его идеи. Он большую часть жизни проводил в постоянных странствиях пешком, останавливаясь по дороге в крестьянских избах и поучая людей, как словом, так и своим собственным примером.
Можно указать на известного русского путешественника по Азии Г.Н. ПОТАНИНА, приговоренного за «политические стремления» к каторжным работам, другого путешественника и археолога Н.М. ЯДРИНЦЕВА, просидевшего три года в остроге и третьего путешественника П.К. КОЗЛОВА.
Из этого совершенно ясно, что ОТНЮДЬ НЕ СЛЕДУЕТ СВЫСОКА ОТНОСИТЬСЯ ПЕРЕНЕБРЕЖИТЕЛЬНО К ЛЮБИТЕЛЯМ, а напротив, надо создать для них особую организацию, приходя в помощь всем талантам, которые почему либо, не могут и не хотят идти по проторенному пути цеховой официальной науки.
Другой аналогией может служить история литературы.
Никто не будет отрицать, что литература – и беллетристика, и критика, и публицистика – только выиграла, когда стала совсем вольной профессией, независимой от меценатства и субсидий правительств и дворов.
И еще.
Хорошо известно, какую огромную роль сыграл в деле изучения своей родной местности немецкий народный учитель.
Один из германских народных учителей, Ленц, считается лучшим знатоком жизни змей и превосходным наблюдателем за птицами. Его имя и теперь хорошо известно в ученом мире далеко за пределами Германии, хотя он умер более 50 лет тому назад.
НЕДАРОМ КАЖДЫЙ АРШИН НЕМЕЦКОЙ ЗЕМЛИ ИЗУЧЕН САМЫМ ТЩАТЕЛЬНЫМ ОБРАЗОМ ВО ВСЕХ ОТНОШЕНИЯХ.
Не отстает в этом отношении и Франция. Достаточно указать на народного учителя Фабра, прославившегося на весь мир своими наблюдениями над насекомыми. Его книги переведены на многие языки, в том числе и на русский профессором Шевыревым.
Мы уверены, что и Россия со временем будет изучена, как изучена теперь Германия, и в эту работу крупный вклад внесет народный учитель, который отдаст свои досуги изучению РОДИНЫ.
А ТО ПРАВО СТЫДНО ЗНАТЬ, ЧТО КАКОЙ-НИБУДЬ ТИБЕТ, ГДЕ ПРОШЛИ ПРЖЕВАЛЬСКИЙ И КОЗЛОВ ИЗУЧЕН ЛУЧШЕ, НЕЖЕЛИ НЕКОТОРЫЕ МЕСТНОСТИ РОССИИ.
В каждом центре должен существовать большой музей, обслуживающий все учебные и просветительские учреждения и города и уезда или его части. Он объединяет пособия всех учебных заведений города. Казна оказывает ему щедрую помощь, но музей не должен находиться в ЗАВЕДОВАНИИ БЮРОКРАТИИ. ИНАЧЕ ОН СТАНЕТ МЕРТВЫМ ДЕЛОМ.
Такие музеи могли бы быть в ведении общественного самоуправления при условии, если ОНО ПРЕДСТАВЛЯЕТ ИНТЕРЕСЫ ВСЕГО НАСЕЛЕНИЯ, А НЕ ОДНОЙ ТОЛЬКО КРУПНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ И КРУПНОГО ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЯ.
(Такого общественного самоуправления у нас в России никогда не было и сегодня нет).
Сюда направляются экскурсии. Здесь в лабораториях музея работают и самоучки-самородки, каждый по своей специальности. Здесь читаются лекции по разным отраслям знаний. При музее устраивались бы курсы учителей. Такой музей меняется с другими музеями местными произведениями.
Пользуясь обменом, можно за местные минералы, окаменелости, образчики почвы, гербарии, продукты местного производства, коллекции местных насекомых и прочее получать минералы, окаменелости и вообще произведения других местностей и не только ОДНОЙ РОССИИ.
При нем могла бы быть устроена мастерская удешевленных наглядных пособий начальной школы. Мастерские разных уездов могли бы, смотря по местным условиям, специализироваться каждая на производстве какой-либо группы пособий.
При музее могла бы существовать метеорологическая станция, которая получала бы от главной станции предсказания погоды и сообщала бы их во всеобщее сведение. Здесь мог бы существовать либо опытный огород, либо сад, либо поле, смотря по местным условиям.
При музее могло бы существовать справочное бюро, как педагогическое, так и по вопросам, касающимся местных растений, местных вредных насекомых, местной почвы и прочего.
По вопросам местной природы музей издавал бы и распространял в уезде книги, атласы и прочее.
Там же должны быть экскурсионные комиссии, вырабатывающие маршруты для коллективных экскурсий, приискивающие руководителей и тому подобное.
ДЕЛО ТАКИХ МУЗЕЕВ НАХОДИТСЯ ЕЩЕ В ЗАЧАТОЧНОМ СОСТОЯНИИ.
У нас нет для них нормального каталога, нет подготовленных заведующих. И музеи лучше всего было бы объединять с другими просветительскими учреждениями в НАРОДНЫХ ДОМАХ.
У нас же из общеобразовательных лекций преобладают те, которые ведутся учителями и другими интеллигентными лицами БЕЗ ВСЯКОЙ СИСТЕМЫ. ТАКИЕ ЛЕКЦИИ НОСЯТ БОЛЬШЕЙ ЧАСТЬЮ СЛУЧАЙНЫЙ ХАРАКТЕР».
Вахтеров В.П. Всенародное школьное и внешкольное образование. М., 1917, с.96-104, 124-126, 128.
Разве сегодня большинство музеев не находится в прежнем зачаточном состоянии. Богатейшие фонды многих из них недоступны исследователям и практически не изучаются. Проведенное вчера в Государственном архиве Кировской области (ГАКО) заседание клуба «Летописец», посвященное году ЭКОЛОГИИ, показало, что и архивные фонды тоже изучаются очень плохо, хотя они вполне доступны для всех исследователей. Об этом говорил Владимир Сергеевич Жаравин из Государственного архива социально-политической истории Кировской области (ГАСПИКО), где находятся солидные архивные фонды интереснейших документов. Выступления участников заседания показали, что многие исследователи природы Вятского края основательно забыты. Только Евгений Пятунин упомянул имя Александра Дмитриевича Фокина, величайшего, не побоюсь этого слова, исследователя природы Вятского края. Именно Александр Дмитриевич установил границу Восточно-Европейской тайги, проходящей по Вятскому краю, что требовало огромного количества сопоставлений и кропотливого анализа. Эта граница обозначена на всех мировых картах с припиской ПО ФОКИНУ.
А ВЕДЬ У НАС ТЩАТЕЛЬНО НЕ ИЗУЧЕН НЕ ТОЛЬКО КАЖДЫЙ АРШИН РОССИЙСКОЙ ЗЕМЛИ, НО ДЕСЯТКИ И СОТНИ КВАДРАТНЫХ КИЛОМЕТРОВ ЕЕ.
Чем занимается в этом отношении наш ОПОРНЫЙ университет ВятГУ, который получает большое количество всяких грантов?
Никто сегодня практически не изучает чудовищного влияние сегодняшней хищнической цивилизации на экологию городов. Взять, к примеру, наш город Киров-на-Вятке, где скоро не останется ни одного парка и сквера, где центральной части города всеми правдами и неправдами сажаются многоэтажки на прогнившие водопроводные и тепловые сети, которые много лет уже не заменяются, несмотря на неуклонный рост оплаты услуг для жителей города. Куда уходят собираемые с народа деньги непонятно и никто отчитываться за них не хочет. Фундаментальный анализ таких негативных процессов экологического состояния города не производится. В частности, его связь с заболеваемостью населения. Чем это закончится нетрудно предсказать.
И такое положение в большинстве городов РОССИИ…
Первая публикация:
http://kontinentusa.com/chey-vklad-v-razvitie-nauki-i-tehniki-bolsche/
Александр Рашковский, краевед, 3 апреля 2017 года.