Позвольте Вам (не) позволить!
Как же это всё, к чёрту, надоело! – четерехнулся сквозь зубы Семён Матвеевич и с досады ударил рукой по подлокотнику кресла. При этом пуль от телевизора выскочил из его ладони и с треском рассыпался по полу. Кот Васька, лежавший на ковровой дорожке у ног хозяина нервно дёрнулся, стремительно вскочил и, выгнувшись дугой, выпучил свои испуганно-бесстыжие глаза на Семёна.
Ну, вот – обреченно подумал Семён Матвеевич – ещё и пульт сломал. Будь оно неладно! А ну, пошёл отсюда! – рявкнул он на кота, и тот, не заставляя себя ждать, вызывающе вскинув хвост, метнулся в коридорный проём.
- Ты, что здесь расшумелся? – заглядывая в комнату, спросила Антонина Петровна – кот што-ли набедокурил? До этого она сидела на кухне и, бросая изредка свой взгляд на экран небольшого телевизора, мирно вязала варежки для внука. Сейчас же с любопытством наблюдала за мужем, который с мучительной гримасой на лице ползал на четвереньках вокруг кресла, собирая запчасти от пульта.
У Семёна давно и безнадёжно болела спина. А сегодня он её ещё чрезмерно натрудил, очищая территорию дачи от обильно выпавшего вчера снега.
- Да, какой кот, кот?! Тут самые что ни есть шакалы и лисы наводнили страну. В клочья её рвут, да народ дурят! – Возбуждённо, с прерывистой хрипотцой ответил тот, усевшись на пол и прислонившись спиной к сиделке кресла.
Помимо спины его мучила всё прогрессирующая одышка. Врачи говорят – атеросклероз. Надо лечиться, пить регулярно таблетки и не есть ничего вкусного: ни солёного тебе, ни сладкого, ни жирного…, питайся, говорят, гречкой, да овсянкой на воде. …Он продержался недолго, от такой житухи по ночам выть на луну хотелось.
На лекарства денег не напасёшься. Цены растут быстрее, чем у Антонины опара для пирогов поднимается. Да к тому же ещё и фальсификации полно. Кто только на его памяти не обещал навести порядок с лекарствами: от местного маленького чиновника до первых лиц государства, а всё толку нет – лекарственная мафия процветает, а российский народишко - увядает. - Мелькнула «замусоленная» мыслишка в седой голове Семёна.
Немного успокоив своё дыхание он, опершись рукой о подлокотник кресла, осторожно встал на ноги и, подойдя к столу стоящему в центре комнаты, выложил собранные с пола детали.
По телевизору, несмотря на поломанный пульт, продолжала идти передача «Вечер» В. Соловьева, которая и вывела Семёна из себя.
На экране утомленные грузом ответственности, вопиюще незаменимые и ужасающе компетентные люди обсуждали международную ситуацию. Депутаты Госдумы, директора важных и не очень международных Центров и институтов, маститые бородатые и просто небритые политологи, новоявленные молодые и старые патриоты, сохранившиеся с советских времён идеологи, а также прочие важные и не особо важные господа наперебой, часто переходя на крик и ругань, вот уже в сто мнадцатый раз за месяц, обсуждали ситуацию в Сирии и тех, кто к ней причастен. При этом с особым наслаждением «дробили кости» загнивающему Западу. Словно крупным рашпилем они сдирали с него замшелую, задубелую кожу. Больше всего доставалось, конечно же, Европейскому Союзу, США, Турции, а также – Украине. (Как же без неё, так нами горячо любимой?!) Особенно категоричными и воинствующими на передаче, как всегда, были господин Ж. и госпожа Я.
Семён подошел к телевизору и убавил звук:
- Ох, и надоели мне все эти рожи… - Он взглянул на супругу и кивнул головой в сторону экрана, - Кажется, эти господа хотят нас всех свести с ума. Они готовы бесконечно обсуждать что угодно и кого угодно, но только не жизнь в России. Болтовня и демагогия уже перешли все границы. Ведь давно известно, что радеть за всё человечество гораздо проще, чем радеть за свой собственный народ, за конкретного человека. Нам регулярно рассказывают про жизнь в Украине, Сирии или Ираке, но мы почти ничего не знаем, как живут и чем занимаются люди, например, в Читинской или Воронежской областях. Ведь винить во всём Запад куда безопаснее, чем говорить о собственных просчётах и неудачах. За первое можно и орден заработать, а за второе и под «санкции» попасть.
- Да, - включилась в разговор Антонина - у нас люди от нищеты пьют всякую гадость, а потом мрут как мухи, сотнями. И ведь пьют-то от безнадёги, от отсутствия всякой жизненной перспективы, а не потому, что такими родились. Вон в Иркутске за один раз более семидесяти человек от отравления суррогатом померли. И что?! Поговорят, поговорят и всё останется по-прежнему. Некоторые умные головы в Правительстве предлагают, на «фунфырики» цены увеличить в два-три раза, тогда, мол, эти алкаши вынуждены будут покупать качественную водку в магазинах за 150-200, а не за 30 рублей. Ну, не идиоты ли, скажи мне? – Женщина от возмущения развела руки и звонко хлопнула себя по ягодицам.
Семён невольно бросил взгляд на эту женскую часть тела и на мгновение задержал его. …Попа у неё уже, безусловно, не такая ядрёная, как в молодости, но ещё «ничего себе» - отметил он про себя – Что-то я давненько …
Но тут менторский тон, резко прозвучавший из телевизора, прервал его, едва, зародившееся лирическое размышление.
Госпожа Я. чеканя каждое слово решительно требовала прекратить в стране всякое разгильдяйство и критиканство и сплотиться вокруг партии власти, которая не щадя живота своего денно и нощно печется о своем народе. И в доказательство назвала цифру в пять тысяч рублей, которую по итогам 2016 собираются выплатить пенсионерам.
У Семёна Матвеевича, за последнее время выработалась аллергия при виде этой женщины, а поэтому тут же на нервной почве покраснело и быстро-быстро задёргалось левое веко:
- Ах, мать твою, женщина! Что б вы там все подавились своими пятью тысячами! Депутаты себе зарплату, и так огромную, увеличить не забыли, российские миллионеры и миллиардеры в 2016 году стали ещё богаче, а проиндексировать пенсию старикам у них денег не нашлось! Сунули подачку и ту к Новому году не смогли выдать. Видно потому, чтобы показатели по годовой инфляции не портить. Как в том анекдоте: «Вот тебе, пять копеек и ни в чём себе не отказывай!»
- Да, уж…! Там, на верху видно считают, что наши старики никогда хорошо не жили, ну и не х..н им начинать! – Антонина Петровна не только до пенсии была заслуженным врачом офтальмологом, но и сейчас, так сказать, любую подноготную могла без очков рассмотреть. - Получается как у Жванецкого: «Не готовы наши люди. Не готовы! Жить ещё не готовы. Помирать не хотят, а жить ещё не готовы!» Вон сегодня, чтобы съездить на дачу за одну заправку «Жигулей» выложили почти две тысячи рублей, это же надо! А нефтяные бароны от денег пухнут, по 2-3 миллиона в день зарабатывают. Беспредел полный творится.
- А ты пойди и по телевизору об этом и расскажи, а то все молчат и только дифирамбы власти поют, либо Сирию с Украиной обсуждают.
- Да, во-первых, меня туда никто не пустит, а во-вторых – боятся люди. Не без помощи вот этой же госпожи – ткнула она пальцем в сторону телевизора – обложили народ так, что ему, уже не вздохнуть, ни пукнуть. «Позвольте, - говорит власть, - не позволить Вам иметь своё суждение и решение, мы сами умные и лучше вас знаем, что вам нужно!» А если уж и разрешают, то только в русле государственной генеральной линии!
Тут из телевизора раздался всем давно знакомый, задиристый голос господина Ж. Он требовал, обращаясь к телезрителям, в корне уничтожить пятую колонну и безжалостно покончить с пораженческими настроениями в России. Вперёд, призывал он, на Запад и на Восток тоже! Мы им всем ещё покажем…!
К этому моменту Семёну Матвеевичу удалось собрать пульт и он нажал на кнопку. На экране появился музыкальный канал «Ля-Минор», где певец задушевно исполнял: «Ты знаешь, так хочется жить, наслаждаясь восходом багряным. Жить, чтобы просто любить, всех, кто живёт с тобою рядом…»
Семён улыбнулся, широко развёл руки и, подойдя к супруге, обнял её за плечи. Слегка наклонив голову и прижавшись щекой к щеке, тихо ей прошептал: «Да пошли они все туда, куда Макар телят не гонял!». Давай-ка мы с тобой, дорогая, займёмся более важным делом. Я тебя люблю». Антонина Петровна зарделась. Он медленно опустил свои руки с её плеч вниз, туда, где совсем недавно на мгновение задержался его взор. Спросил: «Ты не возражаешь?» Она промолчала.
…Он понимал, что надеется в этой жизни ему больше не на кого.