Пузатая башня дедовским пенопластовым поплавком покачивается в небе, ожидая поклевки. Кажется, сейчас она дернется вниз, и сверху подсекут, вытаскивая всех нас, давно уже проглотивших крючок разнообразных наживок этого мира, намертво прицепленных к невидимым лескам главного рыбака, неизвестно по каким причинам заинтересованного в посмертном выуживании каждого.
Берлинская черная зима проглатывает город, все лампочки которого не могут справиться с этим мраком, оставаясь тающими угольками, проколами в сплошном теле холодной тьмы, через которые нельзя ни выбраться, ни заглянуть на теплую и светлую сторону.
Выровненный поспешным послевоенным строительством, упорядоченный гигантской смертью город, стал социальным раем, открытой дверью для каждого ищущего работы или справедливости. Но, кажется, выбитая однажды душа Берлина так до конца и не вернулась в его холодные новые здания, прячась в следах от пуль, сохранившихся в редких устоявших стенах.
Сбереженная тень большой трещины между двумя идеями, воплотившейся тут в сплошной стене, сродни признанию ошибок середины прошлого века. Неизбегание собственной драматической истории - единственный путь к излечению. Через страдание, страх, признание собственной вины - всему тому букету собственных моих чувств здесь - к освобождению.