Французы (поверхностно и субъективно)
Наше велозавоевание Франции завершилось в дождливом городке под названием Сомюр. Конечно, и там есть свой прелестный замок, и Луара рассекает город, деля его прямо пополам.
Но здесь мы оставили своих железных друзей и превратились из водителей двухколесных транспортных средств в обыкновенных пассажиров – сначала такси, затем поезда, метро и наконец самолетов. С Луарой мы простились. Возможно, навсегда…
Теперь уже не надо было крутить педали, смотреть на дороги и думать о том, какая из них правильная. И я стал присматриваться к французам.
Конечно, за десять дней разобраться в характере этого народа невозможно. Тем более, что бОльщую часть времени мы куда-то ехали и общались чаще между собой, чем с местным населением. И все-таки какие-то впечатления получили.
Первое, на чем мы дружно сошлись, так это на том, что французы – редкостные разгильдяи.
Ещё в аэропорту имени Шарля де Голля, сразу по прибытии, мы убедились, что французы, особенно те, кто работает в справочных бюро и говорит по-английски, совершенно не знают Франции. Нас долго гоняли от одного окошечка до другого, прежде чем мы получили ответ на простой вопрос: как отсюда добраться до Орлеана? Нет, чтобы просто сказать: вот там – метро, доезжайте до вокзала Аустерлиц, а затем на поезде до этого самого города, который вы только что назвали.
Убежден, что в Домодедово не только справочное бюро, любой москвич (и даже сыктывкарец) легко объяснит любому иностранцу, что, например, до Костромы добраться проще простого: на аэроэкспрессе до Павелецкого вокзала, оттуда на метро до Ярославского, а там спросить человека по имени Иван Сусанин, куда топать дальше.
Приключения, вызванные французским разгильдяйством, нас преследовали и в самом Орлеане. Мы битый час возле вокзала не могли поймать такси. Причем занимались этим неблагодарным делом не где-нибудь, а на стоянке этих самых такси. Одну машину мы не без труда как-то словили, но водитель как ужаленный выскочил, выругался на чисто французском, то есть для нас непонятном языке, и умчался прочь. Может он решил, что мы сами должны на его драндулете куда надо доехать? Но мы как-то не решились.
В городе Амбуаз мы попали в чудесный отель, где нам предоставили отдельный трехместный домик, во дворе можно было целый вечер пить чай и наслаждаться после долгого и трудного пути осенним вечером, похожем на летний. Тем более, что даже наши чемоданы уже были в номере. Все, кроме моего.
Так что мой вечер был вконец испорчен. Я его потратил на волнения, разбирательства с вежливой и симпатичной администраторшей, попыткой на смеси французского и английского дать словесный потрет моего багажа. Вскоре его, правда, принесли. К счастью, он не уехал в другой город. Его всего лишь затащили не в тот номер. Но неприятный осадок остался.
Поезд в Сомюре, на котором мы должны были по пути в Париж доехать до Анжу, опоздал на 50 минут. А между тем у нас на пересадку было времени меньше часа. Так что в этом Анжу мы с трудом успели с одной электрички перескочить на другую.
Бросилось в глаза и то, что французы – жуткие любители собачонок. Относятся к ним как к детям. Иногда даже на коляске их возят.
Как-то подумалось: а ведь когда-то Франция славилась своим революционным духом. Но разве можно представить себе Робеспьера или Дантона с собачонкой? Нет, только даму, которая сдавала багаж...
Однако полностью революционных дух из французов не выветрился. В городе Тур, бывшей столетия назад столицей Франции, мы натолкнулись на демонстрацию с красными транспарантами.
Динамик надрывался, но мы, изучавшие в школе и в вузе не тот язык, понять ничего не могли.
Леня предположил, что это престарелые коммунисты требуют повышения пенсии. Действительно, молодежной эту уличную тусовку назвать трудно.
И все-таки, не знаю как моим товарищам, но мне французы очень понравились. Это удивительно приветливый и дружелюбный народ. Они приходили на помощь, например, когда мы в очередной раз не знали, куда ехать, даже если мы их об этом и не просили. Встречные велосипедисты улыбались и приветствовали нас коротким и ёмким словом «Bonjour». Причем все без исключения.
Да и не только велосипедисты. Это говорили обычные пешеходы и даже хозяева домов, мимо которых проезжали три психа из России.
Впрочем и в самих французах проглядывала какая-то сумасшедшинка. В тихих провинциальных городках это не так бросалось в глаза, для этого нужно было внимательно к ним присмотреться.
А их политкорректность носит весьма романтический характер.
Но это всё в провинции. А вот когда мы прибыли в Париж и только-только выбрались из метро, как увидели форменное безумие.
Ближе к ночи безумие только усилилось.
Вы думаете к утру парижане успокоились? Да, ничего подобного. Воскресным утром они снова сошли с ума, правда, уже иначе. Они устроили какой-то сверхмассовый марафон по берегам Сены.
Это безумие увлекало, звало за собой. Но каждого по-своему. Мне хотелось присоединиться к танцорам (только не в качестве зрителя), а Зильберг был готов тут же пробежать марафонскую дистанцию по набережным и бульварам Парижа.
Увы, времени стать психом по-французски у нас не было. Днём мы улетали в страну, которая тоже сошла с ума, но, к сожалению, не так артистично и без пользы для здоровья.