В основу этой публикации положена моя заметка, опубликованная в 2004 году в газете «Личное дело», а также моя публикация на блоге, сделанная в 2013 году.
Текст мною дополнен и доработан.
Я не поклонник такого жанра газетных публикаций, как читательский отклик. Однако после того, как прочел статью Дмитрия Федорова и Владимира Титова «В Останкино боеприпасов не жалели», опубликованную в «Личном деле» за № 10 в октябре 2004 года, решил написать о том, как бойня в Останкино выглядела с другой стороны, со стороны тех, кто приехал от Белого Дома.
Со стороны тех, по кому стреляли.
Итак, около 3 октября 1993 года около 16.00 по всему Белому Дому, где в это время находился исполняющий обязанности Президента России Александр Руцкой, разнеслась радостная весть: оказывается, центральное телевидение дало согласие на то ли 10 то ли 15- минутное выступление Руцкого по телевидению с обращением к народу. Требование предоставить прямой эфир для того, чтобы дать оценку указу Президента России № 1400, которым Верховный Совет страны без незаконно распущен, - такого было одно из программных требований защитников Белого Дома.
Насколько я помню, Руцкой собирался ехать в Останкино, однако ему отсоветовали это делать, опасаясь провокации. Вместо него для того, чтобы уточнить ситуацию и доложить Руцкому о том, соответствует ли информация действительности в Останкино поехали генерал Альберт Макашов (по своей инициативе) и депутат Верховного Совета России лидер фракции «Смена-Новая политика» Андрей Головин. Вместе с последним в Останкино отправился и я. Ехали мы в какой-то хлебовозке, откуда нас выпустили метрах в ста от корпуса радиоцентра – малого корпуса телерадиоцентра, расположенного со стороны Останкинской телебашни.
Подъезжаем к малому корпусу телецентра. Перед входом в малый корпус – около 400 человек. Большинство женщин. Много стариков. Не менее четверти – несовершеннолетние и молодежь. Огромное количество журналистов, камер – не менее пяти. Пьяных не видно. Настроены все мирно. У некоторых людей видно оружие, однако вооруженных людей – не более нескольких десятков человек. При этом оружие у все висит за спиной.
Макашов через мегафон ведет переговоры с теми, кто находится в здании малого корпуса. Спрашиваю, что происходит. Объясняют, что решается вопрос о том, когда будет выступать Руцкой. Ничто не предвещает трагедии. Причин для паники нет. Толпа растет, но не за счет сторонников Верховного Совета, а за счет любопытных – подтягиваются стайки молодежи, местных жителей, работников телецентра, отдыхающих на пруде людей (а 3 октября было воскресным днем).
А дальше происходит вот что. Внезапно слышится звук выстрела. Кто – то из гранатомета стреляет в забаррикадированную дверь. Кто – не понятно. Какой – то грузовик (по видимому, по команде Макашова, который устал вести переговоры с теми, кто находится внутри), пытается таранить дверь. Никаких других выстрелов не слышно. И в этот момент со второго и третьего этажей малого корпуса раздается около десятка автоматных очередей. «Не бойтесь, это холостые!» - кричит какая – то женщина и тут же падает на асфальт, обрызганная кровью стоящего рядом с ней человека. Толпа не спешит убегать. Люди просто не верят, что находящиеся в здании будут стрелять не по гранатометчику и не по вооруженным людям, а по мирным людям, которые находятся ближе к ним.
Падаю на асфальт. Короткими перебежками достигаю подземного перехода. В нем – около 30- 40 человек. Пятеро из них ранены. Все испуганы. Удивлены. Не верят в случившееся. Ничего не понимают. Ждут, что сейчас на место придет милиция и во всем разберется. «Это недоразумение,» - пытается уверить плачущую женщину один из раненных. Женщина плачет, но бинтует плечо тканью, оторванной от своего платья. Хотя выстрелов по зданию не слышно, стрельба из здания ведется не переставая.
Я перехожу через подземный переход в сторону Главного корпуса, выскакиваю из подземного перехода и бегу в сторону Ботанической улицы. Рядом со мною слышны выстрелы. Падает парень лет 20. Я решаю бежать обратно, чтобы помочь ему, но этого не требуется: парень не ранен, он вскакивает и бежит в спасительную безопасность Ботанической улицы. Останавливаюсь около огромного стенда какой-то рекламы или наглядной агитации на Ботанической улице. Сюда пули не долетают. Сообщают, что кто – то убит. Звоню в квартиры первого этажа ближайшего дома, девятиэтажной белой башни, чтобы вызвать наряды милиции и скорой помощи. Сообщаю, что я депутат Моссовета, член Комиссии по законности, на моих глазах убивают людей. Милиция сообщает, что им приказали не вмешиваться. Скорая появляется минут через 25, однако подъехать к тому месту , где осталось лежать несколько неподвижных тел, отказывается. Когда врачи пытаются проникнуть в зону обстрела, по ним также начинают вести огонь. Какой – то парень и женщина пытаются вынести и вывести раненных. Первый раз вытаскивают какого- то мужчину. Второй раз парень сам был ранен защитниками телецентра. Примерно через 40 минут вытаскивают первый труп. Это иностранный корреспондент. Оружия при нем не видно. Пуля вошла ему в шею сзади.
Чем дальше, тем больше странных событий начинают происходить. Слышим стрельбу с другой стороны. Она ведется по малому корпусу телецентра с крыши главного корпуса. Ведется настойчиво, долго, из 5 - 10 стволов. Однако бойцы, засевшие в малом корпусе на этот огонь почти не отвечают, а с упорством расстреливают безоружных людей, которые оказались перед их корпусом. Вскоре удается вытащить еще 3 трупа.
Никто ничего не может понять? Кто стреляет по малому корпусу и зачем? Откуда взялись те, кто засел на главном корпусе ? Внезапно появляются какие – то БТРы. Опыта Чечни у нас еще нет, как можно из БТРа стрелять по безоружным нам еще не ведомо. «Наши пришли!» - радостно кричат в толпе. БТРы начинают стрелять по малому корпусу. Затем по большому. Затем по толпе. Появляется еще несколько раненных. Восторги утихают. Люди убегают с дороги. БТРы катаются взад – вперед около часа и стреляют то в одну сторону, то в другую. Кажется, что это кто – то бредящий возможностью пострелять дорвался до своей огнестрельной игрушки и никак не может закончить забаву. Правда те, кто были в БТРах, оказались гуманнее, чем защитники Останкино. Вроде бы никого не убили. Несколько раз БТРы проезжают мимо меня по дороге, ведущей в стороны пл. Останкино. Но в этом месте они не стреляют и интереса к прохожим не проявляют.
Уже позже я узнал, что одним из погибших стал единственный сын директора отрадненской школы № 761 Марата Геннатулловича Хайбуллина: он был врачом, вроде бы случайно проходил мимо, и, увидев раненных людей, побежал спасать их жизни. Но засевшие в Останкино парни (я хотел написать мерзавцы, но и их использовали втемную) оборвали его собственную жизнь.
Примерно в 11 вечера, когда трагедия продолжалась уже часов 5, я решаю ехать в Моссовет, прорваться к Ю.М. Лужкову и попросить его помочь прекратить чудовищную расправу. На подступах к Моссовету – несколько тысяч сторонников президента Ельцина. Двери окрестных домов сорваны и вместе с урнами, скамейками почтовыми ящиками пошли то, что горит – костер, а то, что не горит или горит плохо - на строительный материал для баррикад. Все рассказывают друг другу о том, что от Белого Дома к Моссовету уже движется батальон (полк ? дивизия ?) танков, посланных красно – коричневыми (то есть нами) и сейчас здесь разыграется настоящее сражение – танки Руцкого против защитников демократии и первого всенародно избранного президента.
Позже эти слова «демократия» и «свобода» были дискредитированы и опорочены еще много раз, однако, мне кажется, что дискредитация, совершенная 3 и 4 октября 1993 года, стала, наверное, наиболее разрушительной.
По дороге мне встречается один из лидеров Дем. России, депутат Моссовета Наташа Кирпичева. Вкратце рассказываю ей о том, что произошло. Вначале она мне не верит, но затем я ее убеждаю, что в Останкино – не менее 12 погибших (точных страшных цифр я еще не знал сам). Наташа – настоящий демократ: хотя мы с нею по разные стороны баррикад, жизни людей для нее – важнее идеологический разногласий, и она решает идти к Лужкову вместе со мной.
Идем по ул. Станкевича. Чем ближе к Моссовету – тем плотнее толпа. Около 5-го подъезда – несколько сотен людей. Внезапно один человек кидается ко мне. Фамилию его я называть не буду, скажу лишь только, что он был помощником одного из депутатов Моссовета. «Посмотрите, - громко орет он, - и это депутат Моссовета, сын профессора Бабушкина, - Андрей Бабушкин! Он переметнулся к красно-коричневым». Напрасно я пытаюсь объяснить, что происходит в Останкино и зачем я сюда пришел. Никто меня не слушает. Несколько человек пытаются меня ударить.
Внезапно недоброжелательный гомон толпы прорезает громкий повелительный голос: «Бабушкин, как Вы посмели сюда прийти! Мы интернируем Вас, как интернировали Ваших поддельников Кузина, Цопова и Селых-Бондаренко!» Я еще не знал, что эти депутаты – мои коллеги и друзья заперты уже несколько часов в одном из кабинетов Моссовета. Несколько рук меня крепко хватают и тащат к подъезду.
Но мне не суждено стать интернированным в этот день. Внезапно голос Валерии Ильиничны перекрывает не менее громкий мужской голос: «Я – Лев Шимаев, доверенное лицо Бориса Ельина. Я знаю Андрюшу Бабушкина. Он вместе с нами защищал Белый Дом в 1991 году. Отпустите его!» Хватка ослабевает, Лев Сергеевич выдергивает меня из толпы и отводит в сторону.
Ни он, ни я еще не знаем, что произойдет завтра, 4 октября. Возможно, что ребята, засевшие в Останкино, тоже стали жертвой провокации и обмана. Я верю, что их использовали вслепую. Я верю, что они руководствовались принципами меньшего зла.
Однако они переступили в этот день через свою совесть. Нарушили закон. Нарушили присягу. Повернули свое оружие против Конституции. Они не могли не видеть, что те , в кого они стреляют, не способны убить человека не в силу слабости, а силу своей духовной силы, что они попросту не хотят никого убивать. Возможно в их рядах были провокаторы, и все , кто был в Останкино, не могут нести ответственность за то, что случилось в Останкино.
Но, если мы не будем писать про то, что случилось 3 октября 1993 года в Останкино, и 4 октября около Белого Дома, повторение подобного неизбежно.
А пример Н. Кирпичевой и Л.С. Шимаева, которые в тот драматический день пытались мне помочь, да, что там пытались, - помогли, - показывает , что люди всегда могут оставаться людьми. Если захотят.