Дневник Устрялова очень короткий. Дневник начинается в 1935, когда он приезжает из эмиграции, из Китая. Восторг. Упоение. Ожидание от Родины и вождя. Попытка как-то быть полезным стране, быть нужным, пристроится к новому, принять новое, впитать новую Россию. Но что-то не ладится. И вот уже репрессии начинают пугать. С одной стороны это "историческая необходимость", как записывает в дневнике Устрялов, а с другой стороны непонимание и пробивающееся то тут то там сочувствие жертвам репрессий. Он так верит в "историческую неизбежность", что начинаешь боятся его убежденности. Но что-то с этой убежденностью происходит.
Последняя запись в дневнике за 3 месяца до расстрела. Он еще преподает, но уже "бдительность" усиливается и он понимает что что-то не то. Последняя запись в дневнике от 4 июня 1937 года полна тревоги:
"— Как хорошо бы не думать!
В самом деле, есть нечто беспокойное, изнурительное в самой стихии мысли. Говорят: «навязчивые мысли». Но разве не каждая мысль является в какой-то степени «навязчивой»? Мыслительный процесс в значительной мере самопроизволен. Хочешь затушить его, как свечу, — и не выходит. «Черные мысли, как мухи, жаля, жужжат и кружатся...»
Но, с другой стороны, разве в природе мысли нет внутреннего света, способного побороть тьму этих черных мух? Конечно, есть.
Но, должно быть, именно вот это-то противоборство света и тьмы в нашем мозговом аппарате и утомляет, изнашивает, изнуряет его. «Свет победил, но аппарат окончательно сдал».
Как хорошо бы не думать! — Разумеется это вздор. Это равносильно иному: «как хорошо бы не жить». Ибо — cogito ergo sum. Значит, остается: света, больше света! Mehr Licht!"
Устрялов Николай Васильевич правовед, философ, "сменовеховец", национал-большевик был расстрелян 14 сентября 1937 года.
В одной из дневниковых записей в марте 1937 года он приводит слова Герцена об ужасе эмиграции. Видимо уже страх начал посещать его, он начал понимать что что-то не так. Он уже один раз был вне России, но потом вернулся с верой в Джугашвили и прожил на Родине меньше двух лет и вот опять мысли о бегстве. Он отгоняет их. Но мысли его давят, давят, давят. Он отгоняет, отгоняет, отгоняет. Он не знает что будет завтра. Он очень хочет верить в лучше.
Через два дня после последней записи в дневнике он будет арестован. Через 3 месяца расстрелян за шпионаж. Нынешние национал-большевики и большие почитатели Джугашвили ссылаются на восторги Устрялова по поводу Сталина, на его взгляд на Сталин, как на "историческую необходимость" России.
Николай Васильевич зараженный верой в историческую необходимость Джугашвили для России вернулся в Советскую Россию вместе с семьй, после его расстрела, через полгода была арестована и осуждена его жена Наталья Сереевна Устрялова, она пробудет в лагере для жен изменников родины 8 лет. Когда маму посадили, а папу расстреляли старшему сыну Николая Васильевич Жене исполнилось 15 лет, а младшему Сергею - 14. Что с ними стало за те 8 лет пока мама была в лагере я так не узнал. Из архивных документов я понял, что Сергей выжил, потому что за реабилитаций в 1988 году обратилась его жена Екатерина Ивановна Устрялова.
Когда историческая необходимость становится в наших мыслях выше человеческого, то история обрушивается со всей жестокостью даже не на нас, а на то, что нам дорого и близко и исторической необходимостью становится не то, что нам мерещилось как самое важное, а стечение обстоятельство, которое мы, видимо, и должны считать той самой исторической справедливостью.