Приостановить деятельность политических партий, общественных организаций и массовых движений, препятствующих нормализации обстановки... Проведение митингов, уличных шествий, демонстраций, а также забастовок не допускается... Установить контроль над средствами массовой информации. И вот еще что казалось важным: гордость и честь советского человека должны быть восстановлены в полном объеме.

На календаре опять 19 августа, и нельзя не признать: обещания выполнены. Пусть далеко не сразу, зато решительно и с той скрупулезностью, которая подразумевает хорошо продуманный и осуществленный план. Четверть века спустя, стремясь к объективности в описании исторических процессов, это необходимо отметить. Чеканные строки из "Обращения к советскому народу" и Постановления №1, сочиненные спичрайтерами путчистов, звучат как сбывшееся пророчество.

Все как по писаному.

Политических партий, способных хоть в малейшей мере "препятствовать нормализации", то есть конкурировать с властью, более не осталось. Митинговать дозволено где-нибудь в Марьине или в таежных лесах, на заповедных тропах, подальше от людских глаз, и даже акции, посвященные 25-летию победы над ГКЧП, запрещается проводить там, где происходили известные события. Контроль над СМИ установлен примерно такой же, как с утра 19 августа 1991 года. Телевидение захвачено, центральные газеты и журналы согласовывают общее направление и отдельные тексты с администрацией президента, а нелояльная пресса, за редчайшим исключением, фактически загнана в подполье. Разве что "Эхо Москвы" пока вещает, как и в дни путча. Фрондерский телеканал "Дождь" - только по подписке.

Честь и гордость советского человека восстановлены на все сто. Ну, может на 88%, но уж никак не меньше. Он встал с колен и взял реванш за все поражения, которые потерпел после того, как предатели Горби и Ельцин пинками выгнали его из концлагеря. Прозябавший на воле, он опять вернулся в берлогу, где бы ни жил. Хоть бы и на Западе, куда тоже доходят сигналы федеральных телеканалов и прочей "Раши тудей". Утративший коммунистическую веру, он снова обрел смысл жизни. Незатейливый такой с виду, но глубокий смысл.

Он стал героем, причем во всех поколениях - и когда деды воевали, и когда прапрадеды. И когда сам убивает и погибает сегодня, единоборствуя с Госдепом в Грузии, в Сирии, на Украине. Он знает теперь, что живет не зря, убьет не зря и умрет не зря, дорогой наш постсоветский российский человек.

Державные мечты провалившихся заговорщиков реализовались столь пунктуально, что опять входят в моду самые дикие конспиролические теории. Мол, таков и был замысел коварных чекистов второго ряда, причем до того коварных, что и сам Крючков оказался безвольной марионеткой в их руках. Сперва, дескать, ввели демократию, взвинтили цены и распродали страну, передав собственность комсомольцам и прочим подручным партии, а потом, когда народ в такой демократии сильно разочаровался, подогнали Путина и на обломках самовластья КПСС выстроили новую империю. И вот разочарованный было народ снова рукоплещет авторитарной власти и с ним, навеки очарованным, теперь можно делать что хочешь.

В рамках этой теории участником заговора оказывается и Ельцин, в нужный день и час разглядевший в директоре ФСБ наследника славных дел, а люди, три дня и две ночи защищавшие Белый дом, предстают доверчивыми лохами. Нас типа обманули, как и беднягу Крючкова с трепетным Янаевым, и пора бы их, вместе с нами, признать обманутыми дольщиками августовского мятежа. Жертвами политического фарса, обернувшегося - для страны и для мира - полноценной трагедией.

Теория эта стройна и как бы неопровержима, поскольку основывается вроде на причинно-следственных связях и гнусной разумности сущего. Однако в этом и ее слабость, и подлость по отношению к реальным героям Августовской революции. Среди которых были и Борис Николаевич, и его соратники, и сотни тысяч людей в одной только Москве, вышедших на баррикады. Конспирологии противостоит память, и речь тут не только о свидетелях времени - и на площадях больших городов, и в Белом доме, и в Кремле, и на Лубянке. И не только о тех, кто жизнь отдал за свободу - о Дмитрии Комаре, Илье Кричевском, Владимире Усове. Речь об историческом опыте и о том, как развиваются политические сюжеты. О непредсказуемых последствиях любых, даже великолепно организованных переворотов и о закономерностях, определяющих победителей в больших и малых гражданских войнах.

25 лет назад выяснилось, что Советский Союз в том виде, в котором страна просуществовала в течение изнурительно долгих десятилетий, более существовать не может. Перестройка была весьма рискованной, но, вероятно, единственной возможностью реформировать и спасти погибающую империю. Путч эту страну уничтожил. А дальше включились иные исторические механизмы и тенденции, которые еще можно назвать традиционными. Скажем, глубоко укорененная в людях привычка приделывать ноги всему, что плохо лежит, в эпоху перехода от социализма к рынку обернулась тотальным разграблением государственных и иных активов, и не надо тут все сваливать на олигархов. Развал экономики на фоне локальных гражданских войн породил страхи и тоску по сильной руке. Из этих, отчасти внушенных, страхов и тоски соткался Путин. Ограбленным и устрашенным захотелось чем-нибудь погордиться, и власть обеспечила их данным товаром, организуя победоносные войны и поставив их на поток.

Аннексия чужих земель и холодная война, объявленная всему миру, стали естественным продолжением изоляционистской стратегии, и если что и мешает отдельным гражданам окончательно почувствовать себя триумфаторами, так это память о тех днях и годах, когда они были свободными людьми. Память планомерно вытаптывают, героев шельмуют, и банальная в сущности мысль о том, что ГКЧП победил, отменив политику и конституционные нормы прямого действия, уже не повергает в шок и тех немногих, кто точно знает: предметом для гордости была и остается свобода. Ибо к неволе за последние годы все притерпелись, и ситуация представляется безнадежной.

Однако Август был в нашей истории, и полезно вспомнить, что тогда, в первые часы, когда дикторы несли свою ахинею и музыка бессмертного балета сотрясала сердца, большинству из нас тоже казалось, будто все кончено и эти сволочи опять пришли навсегда. И многие из тех, кто решил защищать демократию, тоже наверное думали, что против лома нет приема и против танков не попрешь. Я сам так думал. Но две ночи спустя вдруг выяснилось, что танки иногда разворачиваются на улице Чайковского и сваливают прочь - и наступает утро. Обыкновенно в России эти ночи длятся бесконечно долго, но рассеиваются всегда внезапно, подобно мороку, и счастье освобождения обрушивается на тебя, как незаслуженная любовь. Сегодня 19 августа. Переживем еще пару ночей.
Илья Мильштейн