"Бюрократия, ушедшая в отрыв"

В последние годы российская власть все больше усиливает контроль над интернетом под теми или иными предлогами. В 2012 вступил в силу закон о защите детей от вредоносной информации в интернете, был создан Единый реестр запрещенных сайтов. В 2014-м вступил в силу закон о досудебной блокировке сайтов за распространение материалов с призывами к массовым беспорядкам и к экстремистской деятельности. Роскомнадзор стал выносить предупреждения и блокировать средства массовой информации за пропаганду наркотиков, педофилии. Суды стали отправлять в колонии пользователей соцсетей за "перепосты" и "лайки".

В начале июля 2016 года под предлогом борьбы с экстремизмом и терроризмом Госдумой был принят "пакет законов Яровой", который, по мнению многих правозащитников и технических экспертов, среди прочего, фактически уничтожает интернет-отрасль, вводит цензуру в интернете и тотальную слежку за его пользователями.

Российская неформальная и юмористическая интернет-энциклопедия "Луркоморье" ("Лурк"), которая позиционирует себя как "энциклопедия современной культуры, фольклора­ и субкультур,­ а­ также ­всего­ остального", одной из первых стала жертвой новых законов. 11 ноября 2012 года ее внесли в Единый реестр запрещенных сайтов и заблокировали в досудебном порядке по решению Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков. По словам представителей ведомства, ресурс был внесен в список запрещенных за пропаганду наркотиков. Владельцы энциклопедии обошли блокировку и отказались удалять с сайта статью. С тех пор Роскомнадзор вынес "Луркоморью" более 200 предупреждений о необходимости удалить тот или иной контент. С сайта не удалили ни один материал.

Сейчас на территории России сайт "Луркоморья" заблокирован, а от Роскомнадзора продолжают приходить предупреждения. Последнее пришло 31 мая 2016 года: Роскомнадзор по решению Ленинского суда Грозного внес в реестр запрещенных материалов статью об исламе, усмотрев в ней оскорбление религиозных чувств.

Живущий уже несколько лет в Израиле основатель "Луркоморья" Дмитрий (Давид) Хомак в 2015 году объявил о "консервации" проекта. Он объяснил это нехваткой денег и времени для поддержания энциклопедии. В 2012 году Хомак был вынужден уехать из России из-за давления со стороны правоохранительных органов.

В интервью Радио Свобода Дмитрий Хомак рассказал подробнее о вынужденной эмиграции, о сегодняшнем состоянии энциклопедии "Луркоморье" и о том, почему российские власти так боятся неконтролируемого интернета:

– Роскомнадзор улучшает свою отчетность. Вот они отчитались о профилактических мерах по предотвращению, допустим, краж в магазинах. И что сделали? Запретили сатирическую статью о кражах, воровстве в магазинах – о шоп-лифтинге. Запретили на основании того, что воровство в магазинах – это уголовно наказуемое деяние. Причем здесь информация об этом? Тогда по этому же принципу надо запрещать всю мировую литературу, анекдоты, кино, все остальное, где есть эта информация. Этими формальными признаками руководствуются все – сам Роскомнадзор, эксперты Роспотребнадзора, которые блокировали много зарубежных важных и полезных ресурсов, когда видели что-то, напоминающее, например, суицид. Они бодро блокировали инструкции по технике безопасности, потому что там люди случайно себя убивают. Это не шутка и не анекдот, это инструкции по безопасности австралийских компаний, в шуточной форме: "Не будь дураком, не убей себя случайно". Роскомнадзор заблокировал их все. Это безумие! Это формализм, это бюрократия, ушедшая в отрыв. Блокируется все!

Нас заблокировали за педофилию – за рисованную картинку, на которой был изображен неизвестный мальчик или девочка со спины… Чтобы посмотреть, насколько безобидная эта картинка, я ее вывешивал дважды или трижды в Facebook, и Facebook на это не реагировал. Почему тогда заблокировали? Потому что в названии картинки есть слово "Лоли". Потом нас заблокировал чеченский суд – за статью о Charlie Hebdo, так как там была карикатура на пророка Мухаммеда. Теперь уже официально на территории Российской Федерации признано, что эти карикатуры "разжигают" и не должны публиковаться на территории Российской Федерации. Мы не можем защищаться в легальном поле, потому что мы получаем предписания от Роскомнадзора только через несколько месяцев. Мы пытались это как-то опротестовать, когда было разбирательство по картинке с певцом Валерием Сюткиным. При этом нас судили не за оскорбление певца, а за то, что мы якобы разгласили его личные данные. "На вашем сайте опубликована афиша-портрет певца и его имя с фамилией" – и это, по мнению властей, разглашение личных данных.

– С вашей точки зрения, почему такая атака пошла именно на "Луркоморье"? Есть же куча других сайтов, где публикуются подобные статьи, так же подписаны фотографии людей, что тоже можно расценить как разглашение персональных данных.

– Потому что мы с самого первого дня сопротивляемся. Мы – первый сайт, который был заблокирован по новому закону о защите детей от вредоносной информации, мы не стали терпеть этого и через 15 минут вышли из-под этого блока. История про заморозку проекта – ровно о том, что мы отказываемся выполнять требования Роскомнадзора. Мы сложили с себя все надежды на дальнейшее развитие в России и просто отказываемся сотрудничать с Роскомнадзором и какими-либо другими ведомствами. Мы активно сопротивляемся, а больше, видимо, никто не хочет сопротивляться – молча убирает все картинки и выполняет требования Роскомнадзора, чтобы не писать, например, о самоубийствах. Роскомнадзор очень много разослал предписаний всем русским СМИ о том, как правильно надо освещать в прессе самоубийства, то есть – не освещать их вообще.

– Почему для вас важно сопротивляться? Я читала, что у вас и ваших коллег были разные мнения, подчиняться ли требованиям Роскомнадзора или нет.

– Я много лет никому не подчинялся, много лет не получал за это никаких денег. Я не привлекал спонсорских денег, а в России всегда: если ты привлекаешь какие-то спонсорские деньги, тебе говорят, что и как освещать. И тут какой-то непонятный Роскомнадзор (который был тогда очень маленьким ведомством) диктует тебе, что писать, какие статьи удалять и какие – не показывать русским пользователям. Мне показалось, что, если я начну сопротивляться, кто-то ко мне присоединится и мы сможем сопротивляться вместе, но никто больше не захотел. Десятки тысяч человек писали эти статьи – это не мои статьи, я там даже не редактор, я издатель, – и мне кажется, что в таком виде, целиком, это некоторый пласт русской молодежной культуры. Мне кажется, что его важно сохранить и дать какое-то развитие. Развития не получилось, но сохранить надо. А сохранять его кусками, с огромными цензурными пробелами – это уже не культура, а цензурирование прессы. Этого мы уже в советские годы насмотрелись.

– А сейчас каков статус проекта? Он по-прежнему заморожен?

– Заморожен, у меня нет никаких ресурсов на его поддержку и развитие. Он доступен, он жив, цел, никаких изменений в его статусе нет, просто он все меньше и меньше доступен из России и все больше и больше превращается в собственный архив. К сожалению, у нас не получилось запустить никаких сайд-проектов. Но это, наверное, и к лучшему, потому что меньше страдать от того, что и эти проекты в нынешних условиях сдохнут.

– Насколько я понимаю, вся эта история с "Луркоморьем", по сути, вынудила вас уехать из России. С чего все началось и какие претензии к вам были?

– В середине ноября 2012 года нам заблокировали "Лурк", но блокировка сайтов шла за то, что не является преступлением ни по Уголовному кодексу РФ, ни по Гражданскому. За это не предусмотрено никакой ответственности, кроме блокировки сайта. То есть анонимный эксперт присылает тебе какое-то письмо: либо вы удаляете эту информацию, либо мы блокируем вам сайт. Опротестовать это нельзя, это решение окончательное. Но при этом там нет вообще никакого состава преступления. Поэтому мы решили, что будем с ними как-то в кошки-мышки играть, повесим методы обхода. Но через неделю к нам постучались с допросами и обысками по 282-й статье ("Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства". – РС), совершенно никак не связанной с Роскомнадзором. Оказалось, что обиделась целая Республика Адыгея и хотела найти тех, кто про нее писал, или хотя бы нас (у нас же пишут все, как в "Википедии"). Были допросы, обыски, изъяли ноутбук, и я понял, что очень сильно тучи сгущаются, и если нас и не посадят, то явно хотят склонить к сотрудничеству, то есть изымать логи. Тогда по 282-й давали еще условные сроки. В 2016 году это стало превращаться в реальные – посиди два годика за репост картинки "ВКонтакте". После ухода Павла Дурова (основатель соцсети "ВКонтакте". – РС) "ВКонтакте" стал активно сотрудничать с властями, стал сдавать все логи, и за это стали реально сажать. Я очень не хотел такой судьбы авторам наших статей, собрался и очень быстро уехал.

– То есть это было очень стремительное решение? Насколько тяжело это вам далось эмоционально?

– Я оставил в России примерно все. Плюс, я технарь, но я работаю больше с русским языком, я технический писатель. Тем более я уезжал не в англоговорящую страну, и до сих пор не до конца разобрался с местным языком. То есть я уезжал в никуда. Мотоцикл непроданный оставил, кучу вещей, просто собрался и уехал. Оказалось, что поддержание проекта в рабочем состоянии отнимает кучу времени и сил, особенно когда кончились все источники финансирования. В чем Роскомнадзор преуспел, так это в отрезании меня от источников финансирования проекта. На эмигрантскую зарплату и подработку не разбежишься особо. Раньше я мог из собственной зарплаты какие-то долги проекта покрывать, а сейчас это все превращается неизвестно во что. Я год болтался по Юго-Восточной Азии и пытался в себя прийти, а в октябре 2013-го переехал в Израиль.

​– Чем сейчас, помимо "Лурка", вы занимаетесь? Удалось там как-то ассимилироваться, найти источники дохода, влиться в новую жизнь?

– Временно удалось, но "Лурк" отнимает слишком много времени. Зря я, наверное, с ним так заморачиваюсь, и это обеспечило мне несколько нервных срывов. Но я 15 лет занимался перекидыванием каких-то мостиков между русской культурой, выходящей из изоляции, постсоветской, и западной. Был поток видеоигр, аниме, еще что-то. С 1998 года я работал в компьютерных журналах, объяснял людям, как всем этим пользоваться. Потом стало понятно, что нужно делать энциклопедию какую-то, обозревать все эти субкультуры, которые народились и начали плодиться и размножаться. Раньше была одна субкультура – ты знаешь английский, значит, можешь заниматься сразу всем. В Израиле, например, не произошло этого разделения субкультур – слишком мало народу, и все увлекаются примерно всем. А в России люди стали увлекаться кто чем, и "Лурк" – это прекрасное обозрение именно этих субкультур. В 2007 году стало понятно, что нужно что-то делать, потому что мы теряем знания о всех этих субкультурах, мы и сделали. Я увлекся ролью человека, который тянет это все на себе, и никак не могу вписаться ни в новую жизнь, ни порвать со старой. Это, конечно, тяжело.

– У вас есть объяснение, почему власть в принципе опасается интернета и стремится его постоянно контролировать?

– Об этом была давняя шутка, года 2011-го. Власть совершенно игнорировала интернет – он маленький, неинтересный, денег там нет, ничего нет, но однажды власть заметила, что главную страницу "Яндекса" посещают примерно столько же людей или больше, сколько смотрят Первый канал. И стал понятно, что они просто проморгали это. Они думали, что интернет – это типа для детей, они интернетом не пользуются, и им это как-то не нужно, это блажь какая-то, она сама пройдет. А тут оказалось, что это нужно контролировать. Были попытки контролировать вяло за какие-то небольшие деньги, спамили комменты в ЖЖ, клали ЖЖ DDoc атаками в моменты выборов, но это было все совершенно игрушечное. А тут стало понятно, что надо действовать, и начали действовать. Обложили интернет законами, причем законы принимаются по методу "коленного рефлекса": вечером что-то увидели в телевизоре, и не обязательно в России, – через неделю уже готов закон, принятый единогласно. Как он будет выполняться – никто не знает, и через три года этот закон может применяться по совершенно другим поводам, чтобы придушить еще что-нибудь.

Интернета просто боятся, потому что он плохо контролируется. Все эти законы дико безграмотны! Если выполнять закон о хранении данных в течение полугода, то в мире, даже не в России – в мире! – будет дичайший дефицит жестких дисков. Этот закон дико обогатит Китай, Тайвань, Малайзию. Эти законы приняты без учета законов физики, математики, типа – сдайте все ключи от шифрования. Мы хотим, чтобы интернет работал так! Слушайте, он уже 50 лет работает не так, он не может работать так! И чуваки погружаются все глубже в теории заговоров, это же положительная обратная связь: они рассказывают телевизору, как говорить про теории заговоров, и сами начинают в это верить, телевизор их кормит их же теориями заговоров. И народ тоже начинает верить в эти теории заговоров. Контролировать все СМИ – задача любого авторитаризма, но интернет контролируется плохо, хотя опять же – нет ничего невозможного.

– А в какой-то момент перелом может все-таки наступить? Вы видите какие-то предпосылки для этого?

– Несомненно, все возможно, но менять нужно не со стороны интернета. Нужны какие-то серьезные подвижки, власть нужно каким-то образом изменить, подвинуть. Пока я не вижу никаких задатков к революции, пока всех все устраивает. До какого-то момента сказка про то, что кругом враги, а мы в осажденной крепости, работает. Кто-то говорит: чуваки, подождите, мы же изнутри себя обкладываем этой стеной, ее выстраиваем, – он становится врагом очень быстро. Это работает до какого-то момента, а потом рассыпается. В какой момент это рассыплется – я предсказать не могу и никто не может. Просто в какой-то момент врагом станет кто-то еще.

– Многие из тех, кто не согласен, сейчас уезжают. Социологи говорят о росте миграционных настроений в России. Много ли людей из вашего круга общения за последнее время уехали из России?

– Технических специалистов за последние пять лет уехало очень много! А менее технических – в общем, поуезжало тоже много. В моем круге общения не скажу, что четверть, но заметное количество уехали. Но это такой специфический срез, они всегда о чем-то там думали, потому что тут им начали давать прямо много поводов.

​– Вы сейчас понимаете, какой у вас статус в России? Вы не можете вернуться?

– Мой статус в России очень неопределенный. Мне очень сильно намекали, что мне стоит уехать. Россия – это такая форма авторитаризма, где не очень хотят сажать, но очень тонко намекают: чувак, езжай. Власть не очень хочет сажать, потому что не хочет быть исключительно кровавой, но выдавливает из страны недовольных. Если я вернусь в страну, на меня опять может свалиться куча дел. Я в 2014 году приезжал, попробовал какие-то дела завершить, ничего не получилось. Меня тут же начали таскать на допросы в Центр "Э", допрашивали, почему у нас на сайте написано плохо про Рамзана Кадырова. Я уже уехал обратно в Израиль, а меня просили вернуться и дать еще показания. Раз в год они приходят ко мне по месту прописки и проверяют, нет ли меня там. Эти дела, насколько я понимаю, могут раскрутиться очень быстро. Я не то чтобы борец с системой, я просто не мог не вступить в противоречие с существующей системой контроля за медиа и интернетом, и естественно, меня намотало на гусеницы, как только эта машина двинулась вперед. Все вполне логично. Я тут вполне себе одна из первых жертв, которая, может быть, рядом стояла.

​– Но вы видите для себя какие-то варианты возвращения? Это должна быть уже другая Россия, другая власть?

– Я, конечно, хотел бы вернуться, потому что я во всей этой культуре варюсь с тех пор, как только из школы вышел – с 1997-98 годов. Я работал в каких-то печатных изданиях, и мне очень нравилось, как русская культура выходила из изоляции, обеспеченной "железный занавесом", и становилась интернациональной. То есть я принципиальный западник в этом вопросе, для меня русская культура всегда была частью европейской, это ее нормальное состояние. Чтобы вернуть русскую культуру в ее нормальное состояние, я потратил кусок моей жизни. Сейчас начинаются разговоры об особенном пути, о повороте непонятно куда. Ну, к китайской культуре и к любой другой восточной русская культура не имеет ни малейшего отношения. Естественно, я бы вернулся при первой же возможности, но пока возможностей нет, – заключает Дмитрий Хомак.