Мы в начале находимся в области какой-то неспособности. Но самое интересное, что мы чувствует обратное. Это и подпирает идеализм как общее поле начинания. Наша не способность не обезоружиевает, она находится в каком-то сговоре со с любого рода мотивацией, в том числе и с любопытством. Может это кажется странным, но я не о человеке, врене и о человеке в том числе.
Неспособность как будто непрерывно нам намекает на наличие чего-то возможного впереди, как на судьбу, на обреченность. Это тоже самое как и с непонятным. Я открываю книгу и жадно хватают глазами. Если мне это не понятно, то возле книги меня удерживает авторитет того, кто как бы вырвался уже из неспособности может быть только на личном уровне, не более. Авторитет кого-то, кто рукопись заковал в социально приемлемое. Опять хватаешь глазами, опять промах, опять поворачиваешь облажку к себе. Ну бред же?
Неспособность рождает энергию отторжения и она же неспособность рождает дикую энергую парадокса социальных форм и непонятного, где можно восстать против социальрной навязанности и предать книгу огню, а где можо восстать против собственной неспособности, против непонимания. Но опять же двумя способами. Можно непонимание обратить в нечто, чему можно подчиниться путем сакрализации. Но так же можно непонимание обратить в вызов, который принять и собственные мысли бросить в пекло не понимания выстраивая нечто свое по форме и смыслу. Как бы обратить непонятное, в понятное только себе. А еще лушче обратить чужой непонятное, в свой вызов другим.
А по сути мы ничего другого не рождем кроме вызова идущим за нами. И может быть неспособность и непонятность - это единственное, что реально соответствует не только вызову брошенному чужой мыслью нам, но и способно рождать новый вызов.
15 Июн 2016, 23:10