Князь и воитель,
Принявший имя Сингэн,
Слово оставил -
Сурово, как лёд вершин,
Праведно, словно сутра.
Чёрная жатва
В детстве у меня была книга, посвященная истории военного дела в разных странах. Часть про Японию в ней написал какой-то безымянный герой (авторы статей были в энциклопедии не указаны), намертво влюбленный в страну, о которой писал, её историю и людей, эту историю творивших. Я до дыр зачитывал истории об Оде Нобунаге, полководце из Овари, об одноглазом хитреце Датэ Масамунэ, о Миямото Мусаси, мастере меча, и, конечно, о Такэде Сингэне, великом всаднике и его «любимом враге» - Уэсуги Кэнсине.
Жили они в суровом для Японии XVI-ом веке. Это был период Сэнгоку дзидай, «Эпохи воюющих провинций». Власть центрального военного правительства – сёгуната (японцы чаще именовали его «бакуфу») ослабла, и даймё, удельные князья, воевали друг с другом стремясь расширить свои владения, увеличить богатство и, чем чёрт не шутит, стать самому себе хозяевами, избавившись от указок сёгунов Асикага.
Это соревнование в размере тестикул и остроте катан продолжалось около шестидесяти лет и стало для Японии примерно тем же, чем для нас была Смута, а для Германии – Тридцатилетняя война. Затяжной и кровавый конфликт, серьёзно изменивший расклады внутри самой страны и, что самое главное, её общества. Сингэн и Кэнсин были основными действующими лицами первого половины Сэнгоку.
Род Такэда был очень древним и уважаемым, родословную свою ведя, как и пристало правильному японскому аристократу, от первых императоров. Отец Сингэна, Такэда Нобутору, был типичным даймё эпохи Сингоку, постепенно объединив под своей единоличной властью всю провинцию Каи он стал не только феодалом, но и получил от сёгуна титул «сюго», военного губернатора, олицетворяя на месте как свою, феодальную власть, так и центральную.
Сингэн пришёл к власти в духе эпохи, где человек человеку – ниндзя. Он устроил заговор против своего отца. Как ни странно, в интересах клана. Нобутору был типичным холериком, рубил головы, козлил соседних даймё, бил крестьян сапогом. Короче говоря, был нормальным восточным тираном. Сингэн же представлял из себя более тонкого политика, в нежном возрасте 19-ти лет он загасил батю руками Имагава Ёсимото, хозяина Суруги. Сам вроде как остался не при делах и принял власть над кланом Такэда.
Соседи решили, что школота в роли даймё – богоугодная причина для маленькой победоносной войны и расчленения княжества Каи. Соседей Сингэн отлупил по заднице, а потом и пустил по ветру Истории, перебив самых наглых из них, группу самурайских родов, известную как «военачальники из Синано». Саму провинцию Синано захватил и присоединил к своим владениям.
Проявил себя как талантливый администратор, писал хокку и танка (весьма недурные), рисовал гравюры, увлекался классической китайской философией, даже принял дзэнский сан. Крестьяне на его полях радостно собирали рис, распевая веселые песни, а сам даймё философствовал в своей крепости.
В собственных владениях ему удалось наладить весьма эффективную систему хозяйствования, на которой основывалась и военная мощь его армии, и благосостояние подданных, которые искренне любили и уважали своего князя. Сам Сингэн прекрасно понимал, что военные успехи прямо связаны с процветанием подданных, и часто говорил, что его главная цитадель находится в сердцах его людей.
Однако, времена становились всё интереснее и интереснее, их водоворот затягивал Сингэна. Вскоре он решил, что не будь он Такэда Сингэн, если не воспользуется ситуацией и не отлупит по заднице кого ещё, получив приятные бонусы в виде славы, земли и пока еще не оценившего административный гений Сингэна японского крестьянства.
Естественно, что такой умный он был не один. В княжестве Этиго, что лежало в нескольких дневных переходах от владений Такэды, жил и правил воин-монах Уэсуги Кэнсин. Личность во всех отношениях примечательная. Кэнсин вообще-то к роду Уэсуги не принадлежал. Его родной фамилией была Нагао, и самураи этого рода служили даймё из Этиго вторую сотню лет. Их судьбы с Сингэном были во многом схожи, оба нелюбимые дети, талантливые, но росшие в окружении серых и посредственных родственников. Личные качества Кэнсина проложили ему дорогу наверх. Воинские таланты, верность слову и чувство долга и справедливости обратили на себя внимание бездетного Уэсуги Норимасы. Он усыновил талантливого паренька, а после смерти передал ему все владения и титулы.
Так же как и Сингэн, Уэсуги Кэнсин очень любил воевать. Он бился против Нобунаги, будущего диктатора Японии, против великого дома Го-Ходзё, имевшего огромные владения в центре Хонсю, и всегда выходил победителем. Но Сингэн был его любимым врагом. Они вели частую переписку, отзывались друг о друге с неизменным уважением. Та ситуация, когда быть бы друзьями, но суровая феодальная реальность диктует иную линию поведения.
В 1553-ем году войска Такэды вторглись во владения Сингэна и началась война, длившаяся долгие одиннадцать лет. За эти одиннадцать лет они пять раз бились друг с другом на равнине Каванакадзима, знатно удобрив поле телами своих вассалов и подданных.
Самым кровавым (и знаменитым) из этих сражений было четвёртое. Ямамато Кансукэ, полководец Сингэна, его старейший советник и до кучи великий фехтовальщик, разработал план, ничуть не уступавший Ганнибаловской задумке перемолоть гордых римских квиритов при Каннах.
Правда, у плана имелся один недостаток, фатальный. Для Кэнсина он быстро стал секретом Полишинеля и полководец смог расположить свои войска так, что армия Такэды Сингэна оказалась бы разбитой по частям. Поняв, что вместо ожидаемой перемоги начинается тотальная зрада, Ямамото Кансукэ расстроился и бросился в гущу битвы с копьём, дабы смыть позор со своей фамилии. Он был смертельно ранен выстрелом из аркебузы, а правильному самураю от огнестрела умирать западло. Старичок напряг все силы, дабы сделать себе почетное сэппуку. И таки сделал, в гуще битвы и с развороченной пулей печенью!
Самураи Кэнсина теснили солдат Такэды по всему фронту, младший брат Сингэна, Нобусигэ, оказался изрублен и затоптан при попытке воодушевить бегущих. Центр армии просел, и отборные воины Уэсуги Кэнсина прорвались на холм, откуда Сингэн командовал битвой. В горячке телохранители Сингэна поглядели одинокого всадника в белой монашеской накидке. Кэнсин пришёл убивать «возлюбленного врага» лично.
Перцу в ситуацию добавляло то, что Сингэн, согласно тогдашним самурайским понятиям, сидел на маленьком складном стуле, имея из хоть сколько-то опасных железяк лишь металлический жезл-веер, которым и отдавались команды. Именно этим веером Сингэн и отбивал удары Кэнсина, носясь по вершине холма, как намазанный японским скипидаром в месте, что чуть пониже катаны. Потом подоспели телохранители и Кэнсин, покричав всякое нехорошее и обидное, скрылся.
А битву Сингэн таки выиграл, превозмог. Его самураи принесли к шатру ночью три тысячи отрезанных вражеских голов. А поединок этот стал очень популярным мотивом в японской культуре, особенно часто, любившие подвиги и самурайскую честь японцы, изображали его на всякого рода гравюрах.
После этого сражения Сингэн и Кэнсин прониклись друг к другу еще большим уважением. Оба великих даймё горько плакали, что не могут стать друзьями, ибо не видели больше в Японии людей, равных себе по благородству и мужеству.
После четвертой Каванакадзимы война забуксовала, во владениях Сингэна начался голод. Он повздорил с домом Го-Ходзё, и те прекратили поставки соли в земли Такэды. Узнав об этом, Кэнсин отправил своему врагу несколько обозов соли из своих запасов, сказав, что биться пристало мечом, а не солью.
Сингэн вновь смог развить наступление, пока не увяз под крепостью Минова. Под её стенами он собрал совсем немного солдат, решив, что молодой комендант, Нагано Наримори, не сможет организовать оборону. Но, подобно самому Сингэну, юный самурай оказался великолепным тактиком, крепость не сдавалась. Особенно отличился некий Камиидзуми Хидэцуна, который собрал отряд из шестнадцати крестьян и вооружил их копьями-яри, стал душой обороны.
Сингэн отправил своих самураев на штурм, но они неизменно огребали от полутора десятков отважных экс-пахарей и съезжали со стен на смеси из собственных слез и подливы. Во время одного из штурмов какой-то везунчик зарубил Нагано Наримори и крепость сдалась. Командира крестьян-копейщиков Сингэн удостоил личной аудиенции. Он предлагал ему службу в своём войске и высокий чин. Хицэдуне отказался, сказав, что мечтает открыть свою школу фехтования и этому посвятить свою жизнь. Тогда великий полководец выделил ему денег на этот бизнес-проект.
Война практически разорила Кэнсина, между великими полководцами наступило перемирие. Тогда Сингэн повернул свою экспансию на восток, собрал армию и двинул на Киото. У него были все шансы взять столицу штурмом, свергнуть сёгунат дома Асикага и провозгласить себя новым бакуфу.
Однако, на полпути до Киото, Сингэн умер во время осады крепости Нода. Умер, не как жил. Великого Такэду Сингэна убили случайная пуля и болезнь.
Дело было так: в гарнизоне крепости был самурай, виртуозно игравший на японской флейте – сякухати. По вечерам он давал со стены концерты для осаждавших и осажденных.
Ходил послушать музыку и сам Сингэн, а самураи всегда ставили для него специальный стул, согласно правилам этикета.
Поняв, что всё это делается для какой-то важной персоны, самурай из гарнизона Ноды пристрелял к этому месту свою аркебузу. И когда Сингэн в очередной раз пришёл насладиться музыкой, раздался выстрел. Пуля пробила легкое насквозь. Ранение, и без того тяжелое по тем временам, осложнилось бронхитом. Великий Всадник умер. Приказав потомкам помириться с Кэнсином и хранить свою смерть в тайне. Некоторое время лишь Кэнсин знал о том, что случилось с его врагом. А потом конь Сингэна выбросил из седла специально подготовленного двойника, и правда раскрылась.
Узнав о смерти Сингэна, Кэнсин плакал. Он почитал за честь иметь такого великого врага. Впрочем, пережил он его ненадолго. Кэнсин умер в 1577-ом году в разгаре подготовки к своему походу на Киото. Умер неожиданно, что породило разнообразные слухи. Что, мол, в замок Кэнсина проник ниндзя, спрятался в выгребной яме, и засадил князю-монаху копьё туда, куда засаживал колья Влад Цепеш. Это, конечно, всего лишь миф. Умер Кэнсин, действительно, в туалете, но от рака желудка. Так закончилась история самого сурового дерби эпохи Сэнгоку дзидай.
Сингэн для японцев стал образцом чести, доблести и личных качеств. Его уважали крестьяне, с которыми он был справедлив. Его уважали самураи, с которыми он делил все тягости и лишения походов. Девиз Сингэна «Люди — это замок, каменная стена и ров. Сострадание — мой друг, ненависть — мой враг» активно использовался патриотическими обществами в Японии начала двадцатого века. Такой вот Капитан Япония.
P.S. У японцев очень популярны рассуждения на тему, что было бы в случае взятия сёгуната Такэдой. Думаю, что ничего особенного. Изоляция Японии была обусловлена сложившейся там системой власти, которую подрывали европейцы. Так что пусть уж великий войн будет тем, кем он стал – легендой. Он это заслужил.