У каждого человека, родившегося после войны, в памяти сохранилось воспоминание о войне. Воспоминание не о личном участии, а о первом столкновении с чьим-то живым рассказом о войне, семейными реликвиями, знаками памяти павших.
Именно на таких свидетельствах правды формируется личное восприятие войны человеком. Самое точное понимание происходившего — это не батальное историческое полотно, а правда одного человека, личное понимание, основанное на особом чувстве родственного отношения к войне: война прошла через семью и оставила свой след.
У каждого из нас — свои павшие, свои выжившие, свои неизвестные солдаты и свои братские могилы.
Я помню первые моменты узнавания о войне в детстве.
Это приезжавший в гости к деду мамин брат, выпускник 2-й средней школы Пскова 1941 года, кавалер трех орденов Красной Звезды, вышедший из школы 16 июня, а уже 23 июня уехавший из Пскова в Ленинград на офицерские курсы артиллеристов, прошедший от Сталинграда до Кёнигсберга.
Дед 9 мая всегда смотрел Минуту Молчания по телевизору стоя и плакал.
Это две пожилые бабушки, пережившие ленинградскую блокаду только потому, что работали на военных заводах. Это огромные квадраты безымянных братских могил на Пискарёвском кладбище, где лежат (и год неизвестен) те наши, кто не выжил.
Это первый классный руководитель — бывшая медсестра, пережившая блокаду и лично видевшая, как бомба попала в группу детей.
Это стела с орденом Отечественной войны на месте массового захоронения военнопленных на Мироносицком кладбище.
Это мемориал на Могиле Неизвестного Солдата на площади Победы в Пскове.
Это шествие ветеранов по городу 9 мая. Звон орденов и медалей в такт глухим шагам.
Костёр у Михайловской башни.
Воспоминания. Рассказы. Разговоры.
«Война – это грязь и кровь», – сказал мне, первокурснику, прошедший войну преподаватель.
«Если бы я помнил войну так, как помнил её во время войны, я не дожил бы до сегодняшнего дня», – сказал другой.
Обоих сейчас уже нет в живых.
Эти встречи открыли мне символы войны и символы Победы: настоящие (не юбилейные) военные ордена, наградные листы, карандашные письма с фронта, фотографии с короткими посланиями на обороте. Никто не знал, будет ли следующее.
Осознание этих символов и знаков, тогда ещё совсем детское понимание произошедшего рождалось из вещей подлинных, незамутненных, искренних. Настоящих.
Огромная война, перемоловшая своим кровавым колесом миллионы жизней, докатившись эхом своего железного потока до следующих поколений, каждому давала возможность увидеть и понять правду. Запомнить и войну, и Победу такими, какими они были для наших родных. Без прикрас и без пафоса.
Память о войне поселилась в сознании как событие личное, семейное.
Пришло понимание Войны как Жертвы, которую принес народ ради себя самого и ради страны.
Пришло понимание Дня Победы как Дня Памяти, Скорби и Благодарности.
Это понимание сложилось таким исключительно благодаря тем, кто эту войну пережил и рассказал о ней нам, войны не знавшим.
Образ войны, символы войны, знаки войны сложились усилиями участников и свидетелей войны. У них и только у них было исключительное право сформировать эту память, этот образ. Никто не посягал на это право.
В этом образе и этой памяти никогда не было государства-героя, государства, совершившего подвиги. Был человек. Был народ. Была смерть, и была жизнь.
Было понимание того, что годы войны — это как отдельная жизнь: короткая и огромная одновременно. Войну прожить — не поле перейти.
О войне всегда говорили в прошедшем времени. Была война. И была Победа.
Победу не призывали на новую войну. Об этом невозможно было подумать. Была одна война и одна Победа.
Победа не служила знаменем новых военных походов, щитом и мечом для политического руководства страны в её всякого рода внешнеполитических делах — мирных и немирных. Государство признавало победу народа и не посягало на его место.
Все знали: Победы нельзя касаться для каких-то сиюминутных целей, Победой нельзя оправдывать ничто современное, заслуги Победы принадлежали только тем, кто ей добыл, в первую очередь ценою своей жизни.
Именно поэтому таким народным, таким искренним, таким горьким и теплым стал этот майский день. Ни один другой праздник советской истории не любили в народе так, как День Победы. Потому что он был для каждого личным, святым, сто раз оплаканным, ни с каким другим не сравнимым.
Мне горько видеть, как День Победы становится сейчас орудием прикрытия и оправдания в руках сегодняшней власти — и орудием современных войн, и орудием пропаганды, и орудием ненависти к новым врагам России, в том числе к тем, с которыми вместе проливали кровь, вместе победили во Второй мировой.
День Победы всегда был Днём, когда наступил Мир. Долгожданный мир, до которого не дожили десятки миллионов человек. Это всегда был день, когда кончилась война. Это окончание войны и было счастьем.
Теперь День Победы становится днём, когда власти России напоминают миру о том, что готовы воевать снова и не остановятся перед ценой, перед жертвами.
Место победителей в Войне, которое никто и никогда не мог занять, занимает руководитель современного российского государства. Так, как будто он обращался к народу с призывом о защите Родины: «Братья и сестры!...», как будто он спрашивал: «Удержим ли Москву?», как будто он разорвал кольцо блокады вокруг Ленинграда, как будто он брал Берлин, как будто он принимал Парад Победы в 1945 году на Красной площади в Москве.
Народ как победитель в страшной и казавшейся вечной войне уходит на второй план, первое и главное место победителя занимают современное государство и командующий им президент.
И вот уже события Войны оцениваются не так, как это делали солдаты войны, а так, как это нужно государству сегодня с учетом его нынешних желаний и стремлений. Войну призвали на войну.
Вот это и называется переписывание истории. И вместе с этим — попытка переписать память народа, присвоить тем, кто не воевал, не погибал, не страдал, славу народа и его исключительное право быть победителем.
Победителем не только в прошедшей войне, но и в сегодняшней и завтрашней.
И День Победы из народного праздника со слезами на глазах превращается в день хвастовства тех, кто сегодня видит мир через прицел автомата и готов грозить Знаменем Великой Победы новым врагам государства.
Им грозят мечом Родины-Матери, её меч эти люди примеряют на себя.
Я думаю, что у них ничего не получится.
У них нет той силы духа, той веры в себя, того бескорыстия и того мужества.
Это совсем другие люди, и движимы они другими помыслами. С такими помыслами войны не выигрывали. С такими помыслами народ не спасали.
У них нет ничего своего, настоящего, подлинного, живого. Они решили взять чужое святое и воспользовались для этого имеющейся в руках властью.
Им это не поможет. Их это не спасет.
Великую Победу настигли великие испытания не со стороны внешнего врага, а со стороны государства, которое было спасено народом.
Победа выстоит. Она — в нашей памяти о родных и близких, в наших слезах и нашей скорби, нашей благодарности и нашей вере.
День Победы переживет мародёров. Ему тяжело, но он честный. И поэтому — сильный.
Они могут украсть и могут притвориться, но они не могут создать ничего достойного, не могут выстрадать ничего подлинного. У них нет этого дара, этого таланта. Не получается.
Слава народа у мародёров не приживается.
Для того, чтобы защитить День Победы, сохранить его подлинный свет, надо сохранить те давние воспоминания детства, доступ к которым есть только у нас самих. Эта крепость нашей памяти неприступна для мародёров от власти.
Спасение личной Памяти о Войне необходимо для спасения души.
И этой работе человеческой души, этому труду совести не может помешать никто.