На прошлой квартире у нас был сосед Николай Никифорович, золотой человек. Настя, когда была маленькая, дала ему точное прозвище Мистер Улыбка. Он улыбался в любую минуту, когда мы его видели. При встрече с ним автоматически повышалось настроение. У НН была такая особенность много ходить пешком. Его можно было встретить шагающим по Первомайскому проспекту в любое время года.И когда я переехала в центр, частенько видела бывшего соседа издалека. Но, даже не перекинувшись с ним и словечком, у меня в организме на расстоянии срабатывал рефлекс повышения настроения – ведь это идет сам Мистер Улыбка, пусть и по другой стороне улицы.
И вот вчера я столкнулась с ним нос к носу, когда вышла с тренировки. Обрадовалась, что никуда не спешу, что можно остановиться и поговорить о бывших делах соседских. Кричу ему, не сдерживая радости, как лайка при встрече с хозяином, только что не виляя хвостом:
- Николай Никифорович! Здравствуйте!
Он останавливается, конечно же, улыбается. Но по растерянному лицу вижу – не узнал. Говорю, это Наташа, ваша бывшая соседка с третьего этажа. Он не меняет лица – не идентифицирует. Я уточняю, дети, помните, Сережа, Ларин, Настя. Я бывшая жена Лео, музыканта. Он и сейчас там живет, а я вот развелась и переехала.
- Извините, не помню. – И улыбается. Только улыбка уже не та, что адресована именно тебе. А рассеянная, абстрактная. – Извините, что не узнал вас.
Мне ничего не оставалось, как передать привет всем его родным, кого знала. И попрощаться, закончив этот унизительный для нас обоих диалог. Так стало грустно, что умный человек не застрахован от деменций в зрелом возрасте. Вот живу я такой бурной жизнью, по центру города пройти не могу нормально, каждую минуту останавливаюсь поговорить, поздороваться, шутками перекинуться с нормальными людьми. А пройдет каких-нибудь 20-30 лет – и я буду гулять по улице, не распознавая больше знакомые лица. Память не вечна, хоть тренируй ее, хоть содержи в праздной лени зомбо-ящера. И, дай бог, чтоб не узнавала я только говнюков, которых накопилось за годы работы в журналистике с недобрый десяток. Хороших знакомых все же в десятки раз больше. И я хочу их помнить до самого конца, пока при мне мое тело, мой разум и мой неистребимый оптимизм.