Марш почему-то показался мне очень коротким. Загнанный в рамки, зажатый между решетками бульваров и стенами домов, он прошел до проспекта Сахарова очень быстро. Не знаю, сколько было человек, изнутри оценить нельзя, но сколько бы их ни было – убийцам Бориса все равно оказалось очень страшно.
Главный звук шествия – постоянный низкий монотонный стрекот вертолета. Что он там, в своей вышине, хотел видеть внизу? Не знаю, но зависал наглядно, пристально. Уже в самом конце пути у обочины притулился скромненький наглухо закрытый микроавтобус с хитрой витой антенной. Видимо, собрат вертолета.
Ну и конечно – дружинники, прямо как из «Операции «Ы». Красные нарукавные повязки, добровольные помощники полиции. Дамы в шубах и с сумочками с той стороны заборов, зачем вас выгнали сюда, кто вы в обычной жизни – старшие по подъездам? Муниципальные чиновницы? Стояли, скучали, считали время до конца.
Внутри, между заборами и домами, было иначе. Все возрасты: от совсем детей до пенсионеров. Один папа объясняет маленькой дочери: «Сейчас нельзя радоваться, мы на траурном шествии, человека убили». Девушки, по виду – еще школьницы, раздают таблички «Я не боюсь».
Один из распорядителей марша останавливает старого мужчину с флагом: «Вы понимаете, что это не флаг России, а президентский штандарт, с гербом – многие могут не понять…» Разошлись мирно. Дело ведь не в рисунке на флаге, а в том, что он значит.
Я не чувствовал обреченности, которая была на последних митингах – как ни странно, ее не было. Кажется, будто мы просто соскучились друг по другу – по этому чувству общности, пониманию, что есть люди, которые не смотрят телевизор, а просто живут. И другое чувство – что все скоро изменится, несмотря на все заборы и центр города, заполненный грузовиками внутренних войск. Да, намек понятен, но не страшен.
Только недавно, в 5 вечера, я с трудом пробился к народному мемориалу возложить цветы. Там и сейчас сотни людей.