Хорошо известный в Республике кинорежиссер, краевед и коллекционер Михаил Дмитриевич Игнатов в 2015 издал за свой счет три книги, написанные им давно, и кое-кому бывшие известными еще в рукописном варианте:

 1.    Род Игнатовых на Верхней Вычегде;

 2.    Малыш Чуд Миш да Батя Власов и другие;

 3.    Заразительный пример.

Все они изданы в «самиздатском» заведении Анбур (значит «Азбука» по коми) и напечатаны в Коми республиканской типографии. Первая (крупноформатная, в твердой обложке) напечатана вполне прилично, но две других (в мягких обложках) склеены так «экономно», что их трудновато открывать при чтении.

Каждая книга в отдельности, и все три в совокупности – крупное событие в культурной жизни Республики, ибо они не только переполнены бесценным историческим, политическим и этнографическим материалом, но вдобавок и написаны живо, образно, остроумно, и – захватывающе-увлекательно.

Вполне естественно, что с появлением на свет этих замечательных голубых книжек – сразу же родилась мысль о том, что они (либо по отдельности, либо все три вместе) заслуживают награды – например, Госпремии Коми или же премии Солженицына. 

Однако для этого требуется формально-бюрократическая процедура: кто-то должен официально выдвинуть их на премию. Вполне вероятно, что в ближайшее время это сделает наше Министерство культуры. Как известно, в таких случаях назначается авторитетная Комиссия, каковая рассматривает произведения, номинированные на премию, и принимает решение: дать или не дать…

Можно подумать, что с появлением соответствующего объявления Министерства культуры – автору нужно будет только принести в указанное место свои книжки для изучения их Высокой Комиссией – и потом только сидеть и терпеливо ждать решения…

Но, увы – в процедуре государственного премирования до сих пор практикуется дурацкая совковая практика – собирание отзывов «от общественности». 

– Что же в ней дурацкого, если общественность – вещь безусловно положительная?

– Да то, что Комиссия, как правило, совершенно не принимает во внимание эту самую общественность (по крайней мере, так было в советские времена), а главное – что «общественность» ленива и как правило, никаких отзывов не сочиняет.

А это значит, что Автор вынужден САМ добывать комплиментарные отзывы от своих ленивых знакомых и друзей, хотя путем-то это приличнее делать не ему, а как раз Высокой Комиссии…

Поэтому и М. Д. Игнатов (наступив ногой на свою скромность), с просьбой об отзывах обратился к некоторым своим знакомым и друзьям, и среди них – к Я. Э. Юдовичу.

Яков Эльевич (который и сам бывал в этом щекотливом положении в качестве номинанта Госпремии Коми) немедленно откликнулся: спешно прочитал все три книги и на каждую написал отзыв, думая поместить его то ли в еще живой «Трибуне», то ли в уже почти испустившем дух «Красном Знамени»…

Написал и призадумался: а как лучше подписаться? Ибо всякая комиссия обожает титулы, а у него их чересчур много, например, «Народный депутат Верховного Совета Коми 12-го созыва, 1990–1995». Поразмыслив, он остановился на такой подписи:

«Главный научный сотрудник Ин-та геологии Коми НЦ УрО РАН, доктор геолого-минералогических наук, член трех научных академий, Заслуженный деятель науки РФ, Заслуженный работник РК».

Ниже мы приводим отзывы, составленные Я. Э. Юдовичем.
Надеемся, что помещение их на нашем портале побудит тех, кто еще не видел книг Игнатова – непременно прочитать их, а еще того лучше – не только прочитать, но и написать свои отзывы, в которых так нуждается Михаил Дмитриевич.

Род Игнатовых за пять веков

Хорошо известный в нашей Республике кинорежиссер Михаил Дмитриевич Игнатов (председатель правления сыктывкарского родословного общества «Ордпу») выпустил в 2015 г. удивительную книгу, над которой трудился 11 лет – с 1991 по 2001 гг.

Книга эта совершенно уникальна и называется так: «Род Игнатовых на Верхней Вычегде». Замечательному труду М. Д. Игнатова предпослано не менее замечательное предисловие очень умной и красивой женщины – Г. И. Габушевой – Министра по делам национальностей Республики Коми. Я бы охотно поместил его здесь целиком – увы, в газете для этого нет места. Но стоит привести хотя бы одно тонкое и глубокое суждение Галины Ивановны: 

«Сегодня мы вновь стараемся обрести себя, восстанавливаем связь поколений. Это стремление находит свое выражение и в государственной политике, где преемственность поколений, сохранение культурно-исторической памяти рассматривается как сильный объединяющий фактор общества. <...> Книга «Род Игнатовых на Верхней Вычегде» учит тому, что чувство патриотизма возникает в результате направленного воспитания. Человек не может глубоко и сильно любить то, чего не знает или знает плохо. Красной нитью пронизывает книгу мысль о том, что связь поколений не нарушится, если мы знаем и чтим своих предков, если мы говорим на своем родном языке и знаем, откуда пошли названия окружающих нас географических объектов, если мы творчески осваиваем культурное наследие своего народа и обогащаем его своими открытиями и достижениями». 

Лучше не скажешь… Но все же добавим кое-что от себя.

1. ОРДВУЖНИМ – краеугольный камень в построении Игнатова. Это коми слово означает «поколенное имя», когда человек представляется при знакомстве не просто Михаилом или Яковом, а перечисляет в своем имени все имена своих предков, которые он помнит. Так, Михаил Дмитриевич в результате своих неустанных раскопок отнес себя к 16-му поколению верхневычегодских Игнатовых, и, следуя национальной традиции, называет себя так: 

Илья-Игнат-Дане-Тима-Йиге-Вась-Наум-Артей-Закар-Попан-Подь-Трёш-Öнисем-Миколай-Митрей Миш Чуд-Игнаторд, где два последних словечка – это его прозвище, означающее «язычник (чуд) из рода (орд) Игнатовых». Оказывается, тот факт, что он с детства узнал (от бабки Пелагеи Ивановны) и запомнил имена по крайней мере семи поколений своих предков по отцовской линии – оказались решающими в создании всей игнатовской генеалогии: «Как раз благодаря сохранившейся еще среди коми населения древней традиции употребления в быту поколенных имен, мне, автору данного исследования, удалось с документальной достоверностью установить родословные связи всех Игнатовых из Верхней Вычегды за последние пять веков» (с. 16).

2. Три основателя Помоздина. Игнатов раскопал в архивах, что Помоздино (а на самом деле – Помос-дин, т.е. около устья речки Помос) основали 26 мая 1695 года (8 июня по григорианскому календарю) три брата-Наумовича: Еремей, Артемий (Артей) и Сим (Симон). Как мы видели в игнатовском ордвужниме, там как раз значится Артей… Стало быть, один из основателей Помоздина приходится Михаилу Дмитриевичу пра-пра-пра-пра-прадедом…

3. Номер 760 в 16-ом поколении… Прочтя игнатовскую генеалогию, в которую автор-составитель включил 833 (!) строго документально обоснованных персон – мы выясним, что себя Михаил Дмитриевич записал в 16-е поколение под номером 760. А всего он учел 20 поколений Игнатовых, и, например, Константин Васильевич  (Кöсьта-Вась) родился в Петербурге в 1991 г.; стало быть, этому Игнатову № 830 нынче лет 25 … 

Думаю, что фундаментальный труд М. Д. Игнатова нуждается не в кратких отзывах, а в столь же фундаментальном научном анализе, который, как я надеюсь, предпримут специалисты в генеалогии (а не в геологии, как автор этого отзыва!). 

4. Другая половина книги. Здесь мне следовало бы поставить точку, имей мы дело с обычной книгой. Но книга-то далеко не обычная: ведь собственно генеалогия вырхневычегодских Игнатовых занимает в ней только 94 страницы из 198! Чем же наполнена другая половина этой красивой крупноформатной книги? 

– Она не просто «наполнена» – она просто ломится от важных и ценных материалов! Среди них и копии уникальных архивных документов, и страниц 20 прекрасных фотографий; ведь Игнатов – отнюдь не простой любитель-фотограф, а настоящий высококлассный профессионал, кончивший в 1966 г. ВГИК с красным дипломом! После чего следует целая серия с большим толком подобранных статей из газет и книг (одних статей самого М.Д. здесь четыре) и много иного – но имеющего самое прямое отношение к Роду Игнатовых… Например, кто сейчас назовет имя первооткрывателя Вуктыла? – А им был, оказывается, родной брат Михаила Дмитриевича – буровой мастер Игорь Игнатов (его текст – из книжки «Вуктыл. Дороги, которые мы выбираем», 2006).

Игнатовским «жизни и судьбе» посвящена превосходная статья Евгения Суворова под заголовком «Семнадцать колен», в которой художественно и живо, но правдиво и точно описана биография Михаила Дмитриевича (газета «Вера-Эскöм», № 1, 2015).

Наконец, бесценным коллекциям «нетрадиционного искусства», реликвий и раритетов, собранным М.Д. за многие годы – посвящены весьма основательные статьи Анны Сивковой (2001, 2012), публиковавшиеся в «Дыме отчества» и «Республике». 

Эти (и целый ряд других) материалов несомненно делают книгу М. Д. Игнатова еще более интересной широкому кругу читателей – отнюдь не одних только представителей коми народа.
-----------------------------------------------------------------------------------------------

Кинорежиссер… из Книги Гиннеса?

Хорошо известный всей Коми Республике кинорежиссер и краевед Михаил Дмитриевич Игнатов, оказывается … может претендовать на попадание в пресловутую книгу рекордов Гиннеса.

– Почему?

– Да потому, что этого сельского парнишку из Помоздино, еще в детстве проведшего 2 года в лагерях, много лет горбатившегося на шахтах Донбасса, выучившегося на горного инженера – приняли во ВГИК с 12 баллами… при 15 «проходных»!

Приняли не только потому, что он находчиво и остроумно проявил себя на экзаменах, но и потому, что ректор ВГИКа Грошев сказал членам приемной комиссии, что надо бы создать прецедент и попробовать принять этого наглого парнишку – как представителя экзотического коми-зырянского народа (давно прозванного «чудью») – и посмотреть, что из этого «чудика» получится. 

И высокая комиссия не ошиблась: уже через год Игнатов получил Гран-при на фестивале студенческих фильмов, а кончил он режиссерский факультет ВГИКа с красным дипломом!

– История, бесспорно, занятная, но при чем же здесь книга Гиннеса?

– А при том, что и спустя полвека, Игнатов остается единственным дипломированным режиссером – коми!

Обо всем этом мы узнаём из выпущенной в 2015 г. автобиографической книжечки М. Д. Игнатова «Малыш Чуд Миш да Батя Власов и другие» (Сыктывкар, OOO Анбур). Вот здесь он и рассказывает в деталях о захватывающей истории своего поступления во ВГИК, о встречах и беседах с сокурсниками и мастерами, среди которых мы сразу узнаем знакомые фамилии Шукшина, Ромма, Герасимова, Кулешова и многих других.

Нетрудно расшифровать и на первый взгляд замысловатое название книжечки Игнатова: Малыш, потому что так назвал Мишу Игнатова в лагере сам Батя; слово «чуд» означает, что его коми предки были не христианами, а чудаками-язычниками, почитавшими Природу вместо Бога, отчего русские христиане и прозвали всех язычников «чудью».

– А кто такой Батя?

– Это человек, которому Игнатов посвятил свою книжечку: осужденный на 15 лет свободолюбивый учитель литературы Александр Сергеевич Власов (1905–1965), которого Игнатов с нежностью называет «своим солагерником, наставником и учителем». Замечу кстати, что в капитальном творении Михаила Дмитриевича «Род Игнатовых на Верхней Вычегде» можно найти на стр. 178 плохонькую фотографию, где они с Власовым рыбачат в окрестностях Сольвычгодска (1960 г.).

Батя (как его почтительно назвал Малыш Игнатов) оказал огромное влияние на культурное формирование своего юного солагерника. От него Миша получил первые уроки литературного творчества, в частности – несколько «заповедных правил» писателя. 

Из четких формул высококультурного, духовно раскрепощенного Александра Власова, мне особенно запомнилось «Серебряное правило», провозглашавшее важность «Неопределенности скрытого смысла в художественном произведении». Классическим примером этого Власов (и его преданный ученик Игнатов) считают сочинения Тургенева, где писатель «нигде не выражает напрямую свою авторскую мысль и идейное содержание сочинения, но они просачиваются у него в каждой строке, как вода из рассохшейся бочки» (с. 19).
Не менее любопытно и сформулированное Батей «Бронзовое правило»: «Никогда не подражай никому, а выработай свой творческий стиль и метод, и будь всегда самобытным» (с. 24).

– Но раз есть Серебряное и Бронзовое, то должно быть и Золотое?

– Оно есть; но оно вообще присуще русским писателям, которые всегда считались носителями высоких нравственных качеств: «Делай всякое доброе дело <...> по велению сердца и из чувства долга» (с. 24).

Автобиографическая книжечка Игнатова невелика (61 с.) и читается как подлинный детектив – местами забавный, местами и не очень, но правдиво воссоздающий атмосферу начала 1960-х годов, когда «недолгий период хрущевской оттепели уже затягивался льдом». Эти строки – из анонимного послесловия, вероятно, принадлежащего редактору В. И. Трошевой.

Книжку Игнатова «Малыш Чуд Миш да Батя Власов и другие» горячо рекомендую прочитать всем, кому интересна культура.

Истребление крестьянства родной советской властью

Я прочитал эту «повесть-былину», как назвал свою автобиографическую книжку сам автор – Михаил Игнатов. Скажу сразу: название этой потрясающей книги («Заразительный пример») – мне не нравится. Ибо и сама рассказанная в ней история сельского школьного спектакля 1930-х гг. про Павлика Морозова, и те, для кого его пример оказался заразительным (ревностные доносчики на своих родных и деревенских соседей) – отнюдь не главное в этой книге. Конечно, очень уж наглядно и показательно моральное растление народа большевиками – на примере истории Павлика Морозова. Не случайно, прекрасная наша журналистка Елена Шелест в своей рецензии на книжку Игнатова только об этом и писала… 

Но я, в потрясении от прочитанного – долго не мог заставить себя сесть за компьютер и записать свои впечатления. Мои эмоции были так сильны, что я всерьез опасался, что не сумею передать их будущему читателю. Потом я всё же взял себя в руки и решил, что никаких «рецензий» этой повести – от меня вообще не требуется. Будет вполне достаточно, если просто привести два больших отрывка: и любому станет понятно, какую книгу ему предстоит прочитать. 

Прежде чем привести здесь эти извлечения из текста Игнатова, замечу, что первый вариант повести о днях своего детства в деревушке Сордйыв (в 3 км от Помоздино, названного в повести Чудино) Игнатов написал в 44 года – и хранил текст в бутылке от молока под камнем на берегу Ладожского озера. Тогда не то что печатать, но даже и показывать текст кому-либо было далеко не безопасно…  Второй вариант повести он напечатал на машинке в 1980 г. и уже кое-кому показывал… Ну, а финальный вариант (посетив родную деревушку, где он не был 30 лет) он завершил в 1982 г.. Издать же свою повесть ему удалось… только в прошлом 2015 году, в возрасте почти 85 лет… 

Хотя нынче много чего уже понапечатано, должен признаться, что ни у кого из писателей (ни коми, ни русских) столь потрясающе-правдивого описания того, как большевики обратили в рабство российское крестьянство (предварительно уничтожив лучшую его часть – «кулаков») – я не припомню… Такого чудовищного рабства не было даже во времена крепостного права! (Кстати, в Коми-то крепостного права никогда и не было).

Итак, вначале – отрывок про то, как мать с тремя детьми (мужа посадили и угнали в рабство на Беломорканал) думала только об одном: как выжить, не померев от голода?

Стр. 166–167:«До сих пор я хорошо помню, как в предвоенном сороковом году мы с мамой вместе выработали свыше пятисот трудодней, и при балансовом годовом расчете колхоз отвалил нам за это всего двадцать два килограмма недозрелой ржи пополам с плевелами. В те годы весь урожай из колхозов вывозился государству под видом различных налогов и натуроплаты за используемую технику. Люди спасались от голодной смерти только тем, что давал им приусадебный участок, коровушка, мелкий домашний скот да матушка-природа в виде грибов и ягод, коры, камбия и трав. Но главным образом колхозники питались тем, что могли урвать-уворовать из колхоза, стараясь при этом не попадаться в лапы зловредных местных начальничков-насильничков. Я долго не понимал и все удивлялся, почему здравомыслящие и расчетливые в хозяйственных делах крестьяне продолжают изо дня в день, из года в год покорно работать, как лошади, не получая за свой труд ну ровным счетом ничего! Однажды я задал этот вопрос маме, и, не задумываясь, она ответила мне вопросом же: 

– Если никто не будет работать в колхозе, что же тогда мы будем воровать, чтобы выжить?
«Выжить! Выжить во что бы то ни стало!» – вот он единственный могучий стимул, который оставался еще у колхозников в те годы и руководил их поведением. Насильственная всеобщая коллективизация воспринималась большинством чудского (= коми, Я.Ю.) населения как что-то вроде морового поветрия в прежние годы, с их карантинами и строгими запретами. Но эпидемии заразных болезней никогда не продолжались более полугода, а потом можно было бежать из опустошенного района хотя бы в Сибирь или на Украину. Теперь же для всего крестьянского населения страны большевики установили вечный чумной карантин, и бежать стало совершенно некуда, да и невозможно, потому как советская власть запретила выдавать паспорта колхозникам. А без паспорта любой и каждый свободный гражданин Совдепии за пределами своей деревни превращается в беглого уголовника и «подлежит быть немедленно подвергнутым строгим мерам социальной защиты». По самым разным причинам больше половины жителей нашего села в те годы изведали на собственной шкуре все эти «строгие меры социальной защиты». Кто за колоски, кто за клок сена, многие за прогулы, а иногда и по более существенным причинам, но чаще всего по причинам совершенно ничтожным и до смешного пустяковым люди получали лагерные сроки на многие годы и на «вечную память», так что зачастую они в село больше не возвращались. Не минула эта участь тотальной «социальной защиты» и меня».

И теперь приведем второй обещанный отрывок – как 15-летний мальчишка Игнатов, попробовав побираться, не выдержал стыда и, в попытке прокормиться и накормить пухнущих от голода братишек, – добыл еды (и в итоге получил за это 3 года лагерей).

Стр. 170–172: «Домой я возвращался совершенно подавленный потерей последнего шанса на спасение. Дорога моя проходила мимо огромного амбара, стоявшего уединенно на окраине села. В этом амбаре зимой хранили зерно, сдаваемое колхозами государству, а уже отсюда его вывозили потом баржами по весеннему половодью в Ссылкадоркар (= Сыктывкар, Я.Ю.); а оттуда дальше на юг и на запад в сторону Москвы и Питера, чтобы прокормить там «пролетарских гегемонов и слуг народа». В летние же месяцы этот амбар обычно пустовал и поэтому даже не охранялся. Случайно я заметил, как через небольшую дырку в тесовой обшивке фундамента из-под амбара выпорхнула курица и, непрерывно кудахча, помчалась искать своих товарок.

– Наверняка она снесла там яйцо, – подумал я. Надо будет как-то проникнуть под амбар и поискать там.

Я обошел вокруг амбара, шаг за шагом внимательно исследуя всю тесовую обшивку фундамента, и в одном месте обнаружил, что довольно широкая доска легко отходила вместе с гвоздями от крепежной стойки. Через образовавшуюся стойку я проник в подпол амбара. Ползая на животе, как жук-короед, в тесном пространстве между землей и бревнами, лежащими сплошным накатом под основным, зашпунтованным полом амбара, среди пыли, птичьего помета и строительного мусора, а нашел-таки несколько штук яичек, снесенных курочками «налево». Но попутно и сделал другие находки, которые обрадовали меня еще больше. В некоторых местах я наткнулся на небольшие кучки зерна, очевидно, осыпавшиеся из сусеков амбара сквозь узенькие щели рассохшегося двойного пола; а может быть, их натаскали мышки про запас на голодное лето. Скорее всего, это именно так и было, потому что все зерно оказалось перемешано перчинками мышиного помета и шелухой разгрызенных зернышек. Я поспешно сгрёб все эти замусоренные кучки зерна в свою пустую нищенскую суму. Как только она у меня наполнилась, я вылез из-под амбара, вставил доску на свое место и, не чувствуя земли под ногами, словно ангел-спаситель, помчался домой.

Дома я быстро просеял и провеял свою добычу, очистив зерно от всякого мусора, песка и пыли. Затем мы все оравой уселись вокруг стола, и. насыпав на лоток эту «манну подамбарную», быстро выбрали из нее все мышиные и крысиные какашки. Тем временем вернулась с работы мама. Она страшно обрадовалась моей находке и сразу же начала молоть этот «божий дар» на нашей ручной мельнице в крупу. Тем временем, пока мама гремела в сарае с этой портативной чудо-мельницей моего изготовления, словно Илья-пророк на грозовой туче, мы натаскали дров и натопили печь. А затем, выбрав самый большой котелок, сварили в нем кашу из настоящей крупы, да такую густую, что ложка с трудом входила в нее. А потом был у нас настоящий пир! Обжигая рты, отдуваясь и пыхтя, мы поглощали, казалось, самую вкусную на свете еду. Лица моих братишек заметно раскраснелись, на губах у них снова заиграла улыбка, а в глазах засверкали искры воскресшей радости жизни, и даже зазвучал веселый смех, который давно уже не был слышен в этом приюте  нищеты и безысходности».

Думаю, что приведенного выше – вполне довольно для того, чтобы составить ясное представление о книге Михаила Игнатова «Заразительный пример». 

У нас в Республике каждый год присуждают Госпремию за выдающееся произведение печати – будь то художественное или научное. Мне кажется, что лучшего кандидата на такую премию, чем замечательная автобиографическая книга Игнатова – трудно даже придумать.