Древние города отгораживались не только для того что бы никто не вторгся, никто не ворвался, но и для того, чтобы можно было развивать некую культуру внутри, чтобы поменьше было внешних факторов, которые вынуждено влияют и вынуждено вторгаются снаружи, даже если нет явного вторжения, нет явной агрессии.

Коммуникации внутри превращались в некоторую обрядовость, с обязательными действиями, с неким сложившимся режимом, которого все старались придерживаться и все данный режим считали самым эффективным для существования сообщества.

Потом эта система отгороженности сохранилась, а сами заборы, сами стены исчезли. Города как бы стали охраняться неким невидимым сводом правил, некой конструкцией сопротивления входящему, удержанию правил, даже если кто-то вторгнется. Строгое следование правил, что бы не случилось. Для этого стали формироваться более удобные анклавы внутри города, где людям было легче находить общий язык, находить общую обрядовость, общую коммуникацию. Складывались районы по профессиям, складывались районы по достатку, складывались районы по религиям, складывались районы по этнической близости. Сообщества людей учились жить так как им удобнее было жить, в удобной культурной среде, но при этом внешняя среда могла меняться и эти изменения могли быть очень сильные. Ну, например, менялись военные технологии и строительство толстых стен вокруг города перестала играть столь важную роль. Хоть какую стену построй, а технологии таковы, что наличие стены принесет больше вреда, чем защитит. Так что города отказывались от толстых стен, от их строительства и обслуживания, накладно и бесполезно.

А вот внутренняя удобная коммуникация стала играть очень большую роль. Если раньше охранник на стене играл основную роль, а внутри города люди как-то так справлялись самостоятельно, то уже позже охранник на стене становится номинальным, а роль внутренней охраны резко возрастает. Если внутренний охранник раньше выполнял роль скорее информатора о спокойствии в городе, или роль незначительного внутреннего поста, связанного с постами на стенах. Это особенно важно было в оккупированных городах, где нападение на власть могла быть как из вне, так внутри враг мой организоваться и нанести удар по власти захватившей или по власти несправедливой. Некий аналог внутренних войск.

Потом это превращается в специальную службу внутренней самообороны от вторгшихся из других районов города или пришедших из вне. Вспомните яркие картинки открытых американских городов на западе США. Но эта постоянная служба, которая как бы выполняет две роли: и разбор конфликтов внутри города между жителями (судья) и мобилизующего центра от внешнего вторжения, куда сбегаются все, чтобы отстоять город или район от вторжения, если город большой и районы этнически, религиозно или профессионально разный. Тогда каждый район создает свою полицию, свой мобилизующий центр, свою систему защиты от другого района. Так, например, было с итальянской мафией, которая являлась этнической и религиозной защитой и судьей для итальянских районов.

И даже при наличии централизованной городской полиции, некоторые города договаривались до этого состояния, все равно внутренняя полиция этническая или религиозная играла серьезную роль, и полиция общая вынуждена была договариваться с внутриэтническими полициями, внутри профессиональными полициями, внутрирелигиозными полициями. Крупные города долгие столетия существовали именно в таком состоянии.

Самым опасным было, когда происходили большие конфликты между этносами, религиозными группами или между профессиями. Тогда иногда внутрирелигиозная полиция могла превратиться в армию, с кучей добровольцев, которые шли в соседний район мстить или добиваться справедливости. Роль полиции муниципальной, стоящей над внутренними полициями районов играла здесь большую роль. Они должны были сделать все что бы конфликт не превратился в погромы, не превратился в большую резню, где основной армией чаще всего становились внутрирайонные полиции, поддерживаемые молодой частью мужского населения данного района. Так как все эти внутрирелигиозные или внутриэтнические полиции ничем не регламентировались, то это были скорее местные банды, которые формировали свою внутреннюю справедливость и свое местную районную систему наказания за нарушение справедливости, которая могла кардинально отличаться от справедливости законной. Но считаться с этой системой локальной справедливости приходилось всем.

Теперь вы можете себе представить в какой ситуации должны действовать спецслужбы Франции по расследованию терактов ночи пятницы – субботы с 13 на 14 ноября 2015 года. Увы это так. Сложная система взаимоотношений внутреннего контроля разных районов Парижа – это сегодняшний день сегодняшней столицы Франции. Такая же система действует и в других крупных городах. В некоторых районная полиция должна согласовывать свои действия с внутренней неформальной системой управления этнических и религиозных групп. Если вы думаете, что такого в России нет, то я вас уверяю, что это заблуждение. В малых масштабах это присутствует и все более и более усиливается.

Т.е. в ближайшее время Париж ждет очень серьезные разборки, где полиция, получив дополнительную информацию, будет вторгаться в область ведения районных эрзац-полиций и это может привести к конфликтам, где районы Парижа будут восставать против таких вторжений. Разборки внутри районов жительства религиозных и этнических групп могут так же начаться и без вторжения полиции, потому что они сами начнут внутренние чистки, избавляясь от тех, кого могут заподозрить в опасных связях. Опасных прежде всего для общин, для района.

Так же сейчас будут пересматриваться некоторые правила взаимоотношения между саморегуляцией этнических и религиозных районов и муниципальными властями. Потому что саморегуляции просто не произошло, саморугулирующие группы оказались опасны для всего большого мегаполиса. Так что придется менять, менять многое. Париж уже не будет жить так, как он жил до этого. 

Оригинал