Мы прожили разные жизни,
по-разному, знаю, умрём.
Но ты, интуристом, не кисни –
есть схожесть в твоём и моём.
Ты – вольный в свободном пространстве,
начитан не меньше, еврей...
Мариец, воспитанный в рабстве,
я внешне циничней, грубей.
Провинцию, родину эту,
доверивший мне одному,
ты долго шатался по свету.
Изложь свои взгляды, а ну...
Но смеешь, водя зубочисткой,
мне ставить в вину и укор,
что главным в пределах марийской
безродный бродяга и вор.
Правитель не так уж безроден –
примерно такой же, как ты.
Типаж мной изучен и пройден –
и хватит об этом. Лады?
...Пока человеком в футляре
мы оба, хоть пьётся коньяк.
– А знаешь, что мэром в Кизляре
был, пишут, почти что маньяк?
На шутку ты тут же ответил
(о, юности игры ума!):
– По выпивке я не заметил –
всё лучше иного дерьма.
И оба расплылись улыбкой,
когда устремились туда,
где тверди нащупанной, зыбкой,
за давностью нету суда.
– Ты Бродского видел?
– Нет, что ты.
– Ну, а Евтушенко?
– Да ну!
– Охоч был до уток, охоты...
– И там подстрелил не одну.
– А ты вспоминал Иванову?
– Которую? Две их у нас.
– Которая сшила обнову,
явилась нарядная в класс.
– Да, жуткая выдалась сцена:
Стояла плиссе теребя,
орала учителка...
– Сеня,
а Валя-то – ради тебя...
– А ты не расстался с гитарой
(увидел её на стене).
Твой диск увезу-ка я старой
(он так о четвёртой жене).
– Слабо отыскать в заграницах
для нас долгосрочный прогноз:
останемся в прежних мы лицах –
научимся миру поврозь?
– Система везде виртуальна:
куда б человек ни залез,
всё вызовы гасит аврально.
Но там безопасней, чем здесь.
И вновь разговор о системе,
в контексте теперь мировом.
Но оба готовые в теме
уже не пропахивать лбом –
всё, споры и ссоры: о б л о м!
Спасибо прочитанным книгам,
божественному языку...
...тех вымерков вечным интригам,
кто с парой извилин в мозгу.