«Делайте добро из зла»

Как формируются правила, по которым живет общество? Многие думают, что эти правила возникают благодаря мудрым законодателям, которые желают блага государству и пытаются наилучшим образом устроить жизнь. На самом деле все не так. Я хочу напомнить знаменитую фразу Роберта Пенна Уоррена (поэт, писатель, автор романа «Вся королевская рать». — NT), которую в нашей отечественной литературе повторили потом братья Стругацкие: «Делайте добро из зла, потому что больше его делать не из чего».

Откуда возникли принципы Великой хартии вольностей, которые не потеряли своей актуальности до сих пор? Сумасшедший король грабил и вешал баронов, которые тоже явно не были ангелами. Эти грубые и безграмотные бароны, объединившись между собой, решили защититься от королевского произвола при помощи некого соглашения. Слава богу, был грамотный архиепископ Кентерберийский, который им в этом помог. Мало похоже на историю о благих реформаторах и мудрых законодателях. Великая хартия вольностей, как и все в этом мире, возникала из крови и грязи жизни. Но в этой крови и грязи зародился росток нового, очень эффективного свода правил. В чем же его эффективность?

Существует загадка, почему 25 стран мира необычайно успешны, а остальные 175 или больше не отличаются столь значительными результатами в экономике. Чтобы разгадать эту загадку, трое западных ученых — нобелевский лауреат по экономике Дуглас Норт, историк Джон Уоллис и известный политолог Барри Вайнгаст — несколько лет назад провели подробнейшее историко-экономическое и политическое исследование, в результате чего вышла книга «Насилие и социальные порядки. Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества» (М.: Изд-во Института Гайдара, 2011 год).

Опираясь на примеры трех успешных стран — Англии, Франции и США, — авторы формулируют три правила, соблюдение которых приводит страны к успеху.

Первое: в успешных странах законы принимаются элитой для себя, а потом распространяются на других (примером этого и является Хартия вольностей), в то время как в неуспешных государствах законы пишутся для других, а для себя элита делает исключение.

Второе правило: в успешных странах создаваемые организации не персонализированы, а в неуспешных они создаются под конкретного человека, болеют и умирают вместе с ним.

И наконец, третье: в успешных странах средства насилия контролируются коллективно, а в неуспешных элиты делят между собой контроль над средствами насилия по принципу «тебе — военно-воздушные силы, а мне — тайная полиция». Это три так называемых граничных правила открытого социального порядка.

Теперь вернемся к Великой хартии вольностей. Правила, которые были созданы баронами для себя — например, принцип, согласно которому никто не может быть осужден иначе, как судом равных себе, — через несколько веков стали правилами для более широкого круга англичанин, а потом — для еще более широкого круга. Законы постепенно стали распространяться не только на их создателей, но и на других членов общества, и это обеспечило Англии колоссальный экономический подъем в ходе исторической конкуренции с Испанией.

Критически важной точкой этого подъема стала так называемая Славная революция (1688 год), приведшая не только к смене династии, но и к подписанию королем Вильгельмом III Оранским «Билля о правах», который значительно расширил полномочия английского парламента. Так было утверждено правило, согласно которому налоги принимаются самими налогоплательщиками в парламенте. Раз люди принимают законы для себя, значит, они не только могут контролировать расходы правительства, но и не дадут ему больше, чем считают правильным дать, в том числе и в долг. В результате получил невероятное развитие институт государственного долга, который, в свою очередь, дал исполнительной власти мощные инструменты влияния на экономику страны. Так ограничения, наложенные на правительство налогоплательщиками, в результате усилили тех, кого налогоплательщики наняли распределять бюджет.

Великая хартия интересна для институционального экономиста еще и потому, что это редкий пример возникновения социального контракта в явном виде. Обычно социальный контракт — это не документ, а «обмен ожиданиями» между обществом и властью, который начинается с пакта элит по поводу основных правил собственности и свободы. Иногда это бывает проект конституции, а иногда конвенция, подписанная узкой группой, как было в случае с Великой хартией вольностей.

Любопытно, что Испания, в Средние века проигравшая конкуренцию Англии, в XX веке вынуждена была принять нечто весьма похожее на Великую хартию вольностей — так называемый Пакт Монклоа 1977 года, который был ничем иным, как договором элит постфранкистской Испании. В октябре 1977 года по просьбе короля Хуана Карлоса I в правительственной резиденции Монклоа собрались представители самых разных партий — от коммунистов до франкистов, — чтобы договориться между собой о правилах реформирования страны. И они договорились. Однако мало договориться — нужен гарант, обеспечивающий надежность взаимных обязательств: ведь правила могут быть записаны и оформлены на бумаге — например, в каком-нибудь юридическом кодексе, но при этом не действовать. Поэтому должен быть разработан механизм, гарантирующий соблюдение договоренностей. В случае с Великой хартией вольностей таким гарантом был архиепископ Кентерберийский, в случае с Пактом Монклоа — им стал король Испании, то есть моральный авторитет (а не власть), которого таковым признают все стороны соглашения.

Александр Аузан, профессор, заведующий кафедрой прикладной институциональной экономики, декан экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова

Источник: http://www.newtimes.ru/articles/detail/99039/