Поступь истории России глазами кремлевского врача

Недели три назад мне попала в руки эта книга.

Мясников Александр Леонидович Пульс России: переломные моменты истории страны глазами кремлевского врача / А.Л. Мясников. – Москва: ЭКСМО, 2014. – 496с.

ISBN 978-5-699-75726-8

«… Трамваи не ходили… Свет давали скудно. Магазины были заколочены…

И все же жизнь продолжалась: спорили, заседали, учились, ходили в театр и на концерты. И я помню, в воздухе было что-то такое захватывающее, героическое, как будто стучала поступь истории».

Прочтите эту книгу, и вы сможете увидеть как наяву переломные моменты истории страны глазами знаменитейшего советского врача, лауреата международной премии «Золотой стетоскоп» А.Л. Мясникова.

Рукопись эта писалась не для публикации и была запрещена к печати. Оно и понятно. Ведь отечественную историю XX века отразил свидетель и непосредственный участник тех судьбоносных для страны событий.

Почувствуйте вкус времени!

Прочитав эту книгу несколько раз, решил выборочно процитировать наиболее интересные, с моей точки зрения, строки.

«В 1890 году больница отца в городе Красный Холм была открыта в нашем каменном доме (где я потом родился) – на десять коек, с оплатой питания и лекарств по тридцать копеек в день. Конечно, больница поглощала средств во много раз больше. Мой отец получал нужные суммы из своей частной практики по городу. Их он и тратил на больницу».

«Расстрел заложников, не имевших какой-либо вины перед советской властью за исключением их неважного прошлого (то есть только, возможно, психологически настроенных против социальной революции), поразил народ – не только горожан, но и крестьян. Вскоре по городу прошла волна обысков. Обыск был и у нас, ничего предосудительного не нашли, обращались корректно, перечитали письма, найденные в доме и амбулатории».

«Мы были всегда немного голодны. В Москве жилось уже трудно. Из дома мне посылали караваи черного хлеба, в которые запекались яйца (нельзя было посылать яйца как таковые). Мешочники заполонили поезда. Дачные поезда привозили молочниц с разбавленным водой молоком».

«Профессор Георгий Федорович Ланг мне показался важным и властным. Одет он был безупречно (всегда белые рубашки со сверкающими чистотой манжетами и воротничками и хорошо выутюженный костюм; к тому же он облачался в белоснежный длинный халат). Его глаза сквозь очки светились умом, проницательный взгляд заставлял как-то сразу подтягиваться, делаться как можно больше на высоте своих возможностей, стараться не уронить себя случайной глупостью. Большая фигура Г.Ф. Ланга всегда выделялась на обходах среди топы врачей – точно слона окружали какие-то другие, более мелкие и незначительные звери».

«Через дверь был слышен императивный голос Ланга: «У вас я ничего не нахожу. Только нервность на почве переутомления. Вот вам микстура, принимать так-то и так-то. Когда прийти вновь? Не надо. Все пройдет». Действительно, обычно все проходило. Большинство пациентов были невротики или мнительные, или кем-то (часто врачами) испуганные люди. Им было важно побывать у знаменитого профессора, после чего они вскоре забывали о том, что считали себя еще недавно больными. На приеме у Г.Ф. Ланга я убеждался в том, как велик суггестивный компонент в лечении. И мне с тех пор понятно, почему в век расцвета терапии (антибиотики, гормоны, витамины) все еще популярна гомеопатия. Маленькие блестящие зернышки, полученные из рук знаменитого гомеопата (по сути дела, абсолютного шарлатана) действуют так же, как бром с валерианой, полученные по рецепту Ланга».

«Ланг выписывал около двадцати иностранных медицинских журналов. Кроме того, постоянно приходило по почте много бандеролей с иностранными марками и книгами. Вообще у Ланга была превосходная библиотека, которой пользовались его сотрудники. Ланг отличался умением быстро улавливать самое главное, отличать нужное от ненужного. Он обладал не только исключительной эрудицией, но и особым складом ума, позволявшим громадные литературные материалы быстро приводить в стройную и эффективную систему. Его критический ум не поддавался на моду, сенсацию, хотя каждую новую идею, новый метод он отмечал с интересом».

«Обработка данных требовала элементарной порядочности. Сколько раз я ловил себя на желании отбросить какое-нибудь исследование, которое не давало тех результатов, на которые, казалось, нужно было рассчитывать. Всегда хотелось иметь «убедительные данные». Хотя я находил в себе настолько порядочности, чтобы не искажать результаты наблюдений, все же могу по себе сказать, как велик соблазн к приукрашиванию своей работы. Особенно склоняет к этому порочное требование вышестоящих инстанций чрезмерно детализировать планы научных работ и фиксировать сроки их окончания, да еще и «ожидаемые результаты». Вероятно, столь частое расхождение между фактическими данными, полученными различными авторами, отчасти объясняется не только фальшью методик, но и фальшью исследователей».

«Мне известно было, кроме того, одно важное обстоятельство: Плетнев не лечил Горького последние дни его болезни – его лечил Г.Ф. Ланг. Именно Ланг был привлечен по указанию Сталина в Горки и десять дней находился там неотлучно. Под его личным наблюдением и проходило лечение М. Горького. К счастью, постановщикам трагедии не нужен был Ланг, на него не распространялся ее сюжет, имя Ланга не фигурировало и на «процессе», как будто его там и не было».

«Доверенное лицо» - плод той фальшивой демократии выборов, которая установилась в нашей стране».

«Война с Финляндией оказалась крайне тяжелой. Финны сражались как львы, отстреливались в лесах с деревьев. Они хорошо укрепили границу на Карельском перешейке (линия Маннергейма), и много пролилось крови наших бойцов, чтобы наконец преодолеть финскую оборону. Весь Ленинград был забит ранеными. К тому же стояли лютые морозы, с фронта поступали больные с «отморожением легких» (род крайне тяжелого диффузного бронхиолита).Летом 1940 года мы жили на даче. Стояло жаркое лето. Был необыкновенный урожай грибов. К войне, говорили в деревне. Грибы росли даже у заборов, по дорогам. Я по два раза в день тащил из леса огромные корзины белых».

«1 августа 1940 года состоялось постановление об организации на базе III Ленинградского медицинского института и морского факультета I ЛМИ Военно-морской медицинской академии. Обуховская больница приняла под свои своды моряков».

«Трагический поход Балтийского флота из Таллинна в Кронштадт под началом бывшего фельдшера, а ныне адмирала Трибуца, возможно и был вынужденным. Но если бы начальство имело больше способности предвидения и меньше тупого послушания, оно бы могло совершить его раньше и тем спасти тысячи жизней славных моряков для той же самой обороны Ленинграда. Флот шел под обстрелом с обоих берегов Финского залива, под градом бомб немецких самолетов. Суда тонули одно за другим. Соленая купель поглотала и наших военно-морских врачей, в том числе и наших милых воспитанников и воспитанниц. Впрочем, некоторые из них спаслись и, лежа у нас в клинике, рассказывали о пережитых ужасах. Морское командование решило переправить из Ленинграда через Ладогу молодежь, окончившую только что военно-морские учебные заведения. Слушатели Военно-морской медицинской академии были в их числе. Они добрались до какого-то поселка на Ладожском озере, вечером погрузились на баржи. Бушевал шторм, темень, баржи были старые, их раскидало, налетели немецкие самолеты, почти все суденышки разбились и потонули, а с ними – и несколько тысяч специалистов».

«В Кирове мы обосновались в Военно-морском госпитале, занявшем большое новое помещение Центральной гостиницы. Толстый начальник по прозвищу Федя-кипяток нас вволю накормил, точно в санатории. Мы стали искать базу для организации клиники. Сперва открыли клинику в одном из эвакогоспиталей, потом решено было главные клиники разместить в военно-морском госпитале. Получились небольшие, но достаточно благоустроенные отделения, с хорошими лабораториями. Возобновились занятия со слушателями. Для теоретических кафедр было отведено здание педагогического института, за базарной площадью.

Киров периода войны был довольно оживленным городом. Разместились вокруг какие-то заводы. Бесчисленные эвакогоспитали заняли лучшие здания. Собирались конференции врачей, даже научные. Госпиталь для торакальных больных работал прямо как институт – с хорошим рентгеновским кабинетом, биохимической лабораторией и т.д. Мне приходилось там бывать на консультациях.

Поезда привозили из Ленинграда истощенных. Мы в клинике занялись систематическим изучением новой для нас болезни – алиментарной дистрофии.

В Кирове еще жили родственники Васнецовых. Мы посетили их дом и посмотрели оставшиеся там второстепенные вещи. На пайковые селедки выменяли этюды Хохрякова и Деньшина.

Летом мы с женой и сыновьями поселились в просторной избе деревни Выползки близ станции Пинюг. Деревня эта действительно точно выползла из-под холма.

Два-три раза в день мы ходили в санаторий, перебирались вброд через речку Пушму, холодная вода которой нас освежала, а ребят манила купаться. Кругом были пышные травы, ковры цветов и масса земляники. В соседних лесах на полянах все краснело от ягод. Ягоды были крупные, спелые, висели обильными гроздьями. Ни до, ни после я столько земляники не собирал, и до сих пор мне мерещатся, когда закроешь глаза, эти волшебные ягодные заросли».

«Говорят, что здоровый. Нормальный человек не думает о смерти, но это правильно в отношении молодых. Арифметика лет неумолима. Она математически доказывает, как мало остается жить. Даже при большом оптимизме сильной нервной системе невозможно отделаться от постоянного и нарастающего страха смерти, хотя его можно искусственно скрывать или смягчать биолого-философскими соображениями. Мне кажется, что главный «козырь» религии – вера в загробную жизнь, - как бы он ни был глуп сам по себе, создает у верующих освобождение от этого страха».

«Больные не любят быстрых врачей, считают их поверхностными, а почитают тех, которые кряхтят, молчат, как бы думают».

«Сущность состоит в том, что ценность ученого у нас все еще часто определяется личными связями, симпатиями себе подобных или власть имущих. К тому же выдвигаются люди менее достойные в пику более достойным (дабы последние не слишком кичились свои научным значением, подумаешь!). Важно установить общее поравнение, нивелировку коллектива, а не выпячивать персональные заслуги отдельных лиц. Как в трамвае – не высовывайся!».

«Удивительно живуча вера в знахарей среди нашей социалистической «интеллигенции»! Некая немка предложила лечить туберкулез каким-то снадобьем – это в эпоху стрептомицина! Она имела «руку» в Совете Министров. В Ленинграде до сих пор лечит рак солями кадмия проходимец, имеющий, правда, некоторое отношение к медицине ( его жена – онколог). В его поддержку выступают литераторы (правда, главным образом, женщины – Вера Кетлинская, Антонина Коптяева). Московские артисты лечатся у гомеопатов. Гомеопат Мухин имеет богатейшую практику, собрал отличную коллекцию картин Рериха.

Подлинная наука не вызывает эмоций – важна картинность результата, действующая на воображение».

«Плохо было по-прежнему в сельском хозяйстве. Колхозы, по крайней мере, в северной полосе Союза, жили бедно. Мы ежедневно бывали на даче и могли видеть «вымирающие деревни» (выражение А.И. Шингарева в дореволюционный период)».

«Блат вообще вошел в нашу жизнь как деньги, как положение (впрочем и оно часто определяется блатом).С течением времени стали появляться и другие, обычные возможности, но и до сих пор наша жизнь во многом идет с помощью блата».

«Удалось побывать в Версале. Красивые, величественные парки, но само здание дворца еще мрачно и пусто. Фонтаны не работали. Статуи еще не были возвращены (после немецкой оккупации). Нам объяснили, что на восстановление Версаля у французского правительства нет денег. Правда пришел на помощь Ротшильд – часть восстановительных работ была выполнена на его пожертвования, за что в его честь повешена мемориальная доска».

Швеция – нейтральная страна, не воевала уже 150 лет. Мы этим склонны объяснять высокий стандарт жизни населения (но, не только этим, мне кажется). Рабочие имеют хорошие квартиры (мы были в них) из двух-трех комнат. Их распределяет муниципалитет, даже в домах, построенных на частные средства (владелец получает лишь часть квартирной платы – другая идет в общий фонд, который обеспечивает ремонт, коммунальную службу и т.п.)».

Книга содержит много других интересных материалов и тонких жизненных наблюдений автора.

Она будет интересна для всех, а не только для работников медицины.

Полная версия:

http://интеллектуал-ка.рф/articles/085225-postup-istorii-rossii-glazami-kremlevskogo-vracha

Александр Рашковский, краевед, 10 мая 2015 года.